Но я все равно знаю, что не стоит на это надеяться. У него еще есть другие обязательства, и мы должны быть осторожны. Сдерживая вздох, я возвращаюсь в свою комнату и укладываюсь в постель, так как начались вечерние гимны. Море наполнено песней сирен, молящих о мире и защите. Она усиливает пульсирующее свечение анамнеза.

Я отключаюсь от него, ложусь и погружаюсь в губку. Избавляюсь от забот. Я наслаждаюсь восхитительной болью, которая просочилась в мои кости благодаря Илриту. Хотя мне больше не нужен сон, я не думаю, что это помешает мне сегодня помечтать. Мои глаза закрываются. Я провожу рукой по своей груди, чтобы провести ладонью по животу. Даже без него внутри меня уже все горит.

Пальцы скользят дальше вниз и оказываются между бедер. Я делаю ленивые круговые движения средним пальцем, вздыхаю второй раз, погружаясь в себя и в это движение. Я думаю о том, как он чувствует себя во мне, под мной. Его бедра сталкиваются с моими. Наши дыхания и стоны — это песня, созданная нами самими. Другой рукой я хватаю себя за грудь, тяну, кручу, дразню, как это делал его язык. Я увеличиваю скорость, и мои бедра слегка выгибаются от потребности.

Сквозь тяжелые веки я замечаю движение и мгновенно отдергиваю руки от тела. Холодный пот заливает меня, пытаясь заглушить нарастающий жар. К счастью, он не успевает погаснуть, как мой взгляд быстро фокусируется на человеке, парящем в проеме моего балкона.

Вот он. Во всей своей красе. Я расслабляюсь.

Илрит смотрит на меня так, словно хочет поглотить меня целиком. Поглотить меня по одному восхитительному кусочку за раз. Без слов он скользит ко мне и усаживается рядом.

— Не мешай мне. — Голос у него шелковый, а его рука ложится поверх моей между ног. Другая его рука скользит за мою шею и удерживает мою голову, пока он медленно целует меня. Каждое скольжение наших губ уносит меня за грань разумного.

Никогда еще такой простой поцелуй не казался мне таким восхитительным. Такой запретный и в то же время отчаянно необходимый. Он отрывается от меня как раз в тот момент, когда я пытаюсь проникнуть языком в его рот. Сдвинувшись, он прижимается своим виском к моему; слова, которые он произносит, как будто шепчут мне на ухо.

— Я уже говорил тебе однажды, что хотел бы поклониться алтарю твоих бедер. Ты помнишь?

— Помню, — говорю я. Он колеблется, изучая выражение моего лица. — Это было на пляже, когда мы в первый раз отправились туда, — добавляю я, чтобы доказать ему, что я действительно помню. Он пытается понять, здесь ли еще та женщина, с которой у него связаны эти воспоминания. Несмотря на все остальное, чем я стала, и многое, чем я не являюсь.

— Да. Итак, сегодня я пришел, чтобы продемонстрировать свою покорность тебе.

По моему телу поднимается румянец, но не от смущения. Он продолжает целовать мое лицо и шею, а наши руки снова начинают двигаться. Илрит слегка отстраняется, и я встречаюсь с ним взглядом. Я хочу, чтобы он наблюдал за тем, как я достигаю вершин наслаждения. Каждая нежная ласка и поворот моих пальцев становятся еще лучше от давления его руки на мою.

Его губы достигают моей груди. Он оттягивает зубами скудный лоскуток ткани и обхватывает пик моей груди. Я откидываюсь на спинку кровати, наклоняюсь к нему, жажду его. Большего.

Мои мысли в тумане, но они приятны. Я не обращаю внимания ни на что, кроме него и ощущения его тела рядом со мной.

Я отпускаю грудь, чтобы коснуться его лица, когда он отстраняется и переходит на другую. Он делает паузу и смотрит на меня со всем восхищением, какое только может быть в мире. Он смотрит на меня так, как будто любит, хотя я знаю, что он не может этого сделать, потому что мы оба знаем свою судьбу. Мы оба знаем, какая судьба нас ждет.

Но в этот момент мне все равно, и, думаю, ему тоже. Он здесь, со мной. Не потому, что он хочет что-то взять, потому что я уже отдала все, что у меня осталось. Я отдала ему свое тело. Я отдала ему свои мысли. Я променяла на него свою жизнь. Он больше ничего не может получить от потакания мне. Нет никаких других обещаний, которых он мог бы добиваться.

Нет, я должна верить, что он здесь, потому что хочет быть здесь. Ни больше, ни меньше. Идеально по-своему. Если я всегда оценивала себя в контексте того, что я могу дать другим, определяя свою ценность в терминах того, что я могу предложить, то мысль о том, что он хочет меня без каких-либо других скрытых мотивов, — это самое привлекательное, что я когда-либо знала.

И я хочу его в равной степени. Этой мысли в сочетании с постоянным движением его пальцев достаточно, чтобы я переступила через край, чтобы мои ногти впились в его плечо, а грудь прижалась к нему, когда я взлетаю с кровати и на несколько блаженных мгновений отрываюсь от своего тела.

— Теперь я их слышу, — говорю я, глядя в Бездну. Сегодня Бездна смотрит на меня в ответ. Жду. С каждой неделей все более нетерпеливая.

— Что слышишь? — спрашивает он, сидя рядом со мной. Он нежно поглаживает мою руку, словно желая напомнить себе, что я все еще здесь.

Я бы нигде больше не была. До летнего солнцестояния еще две недели. Меня еще нельзя отправлять в Бездну. Но скоро.

— Песни мертвых, — отвечаю я.

Он долго молчит. Я думаю, не вызвала ли эта информация у него недовольство. Наконец: