– А если короче? – Спросил Настали.

– Короче, если вы дадите нам с товарищем Я-Киром мандат, то мы пойдём в деревню и развяжем.

В толпе одобрительно захлопали. Кто -то закричал: " Даёшь сто грамм без закуски!". Ещё некто поднял руку и стал пробираться к трибуне. Оказалось, это человек в официальном костюме, в пенсне с большим лбом и редкими светлыми волосами, держа колбу с чем -то непрозрачным.

– А, товарищ Жбанов, очень хорошо, -сказал Настали и кивнув мистеру Ику попросил: -запишите.

– Товарищи, вы меня знаете, поэтому я коротко, -сказал он, доставая из портфеля пробирку с чем -то. – Здесь у меня жидкость, которой можно взорвать любого, спокойным он всем кажется, или нет. Красный бес аккуратно поставил жбанчик на стол и все кто стоял рядом, в ужасе отпрянули.

– Даже пить не обязательно, в принципе, достаточно тряхнуть. Вот, смотрите. Он коснулся реторты, сверху взвизгнул женский голос: «Ах ты, козёл вонючий, убирайся из моей жизни, слышишь»?

Все зааплодировали. Откуда -то из подпола раздался голос с армянским акцентом:

– Долой нэпманских баб! Пусть катятся колбаской по Малой Спасской!

– Отставить! – Сказал диктатор. – Чья была реплика?

– А, это наверно товарищ Мико! – Сказал кто -то из толпы.

– Японец? – Удивился Настали.

– Нет, наш. Фамилия Мико, а имя – Ян. Снизу реплики подаёт, из кишок.

– То есть, как? –Нахмурился диктатор. – Как же он оказался под нами? Товарищ Мико Ян –проверенный товарищ.

Наклонившись вниз Настали громко спросил:

– Товарищ Мико как вы туда попали?

– С пищей, – донеслось оттуда.

– Почему бы вам не прийти к нас сюда на собрание?

–Меня эта свинья не пускает! – Донеслось снизу.

– Какая свинья?

– Да та, что в колбасе!

Всё собрание заржало.

– Отставить! –Грозно закричал диктатор. Когда наступила тишина, он сложил руки рупором и сказал:

– Потерпите немного, товарищ Ян, революция скоро кончится и мы вас выпустим на свободу!

– Нет, я уже…

– Что?

Тут раздался звук смываемой воды в унитазе и удаляющийся крик:

– Да здравствует революция, проща-а-а-йте, товарищи!

На миг установилась мёртвая тишина, какая бывает только на кладбище. Собрание потрясённо молчало. Вдруг кто –то крикнул:

– Мир пролетариату! Война царизму!

«Вой-на! Вой-на! Вой-на!», стала после этого скандировать толпа.

Все после этого стали выходить и выступать по очереди. Некто в красной шинели, сапогах, гимнастёрке и фуражке, выйдя, затараторил:

– Дайте мне отряд, и я займу позицию в крайней плоти. Пусть понюхают нашего пороху!

Подумав, он добавил:

– Мокрого.

– А если вас отрежут? – Язвительно спросил кто -то из толпы.

– Умрём с отрезанной Крайней Плотью! Прошу дать мандат на совершение подвига!

– Сядьте пока, товарищ Трухачевский! – Сказал Настали. – Мы ваше предложение обсудим позже.

Из собрания вышел ещё один в красной шинели, пенсне, сапогах и фуражке:

– Прошу дать мандат на перманентную революцию вкусовых ощущений. С дальнейшим выходом за рубеж!

– Хотите удрать заграницу вместе с едой, товарищ Т-Готский? –Раскусил его сразу Настали. – Интересно, на какую такую внешнюю арену вы собрались, если как ангел зубного протеза, вообще не имеете права покидать организм!

– Но я…

– Что у вас постоянно за навязчивые идеи Т-Готский? То вы, как Блю Хер жалуетесь, что вас не туда сунули! А то вдруг собираетесь повторить судьбу товарища Трухачевского, который хочет героически отрезаться вместе с крайней плотью! Мы что находимся в еврейке? Нет, товарищи, мы внутри наполовину польки и наполовину неизвестно кого!

На этих словах Мистер Ик вспыхнул от обиды, но в пылу митинговых страстей, этого никто не заметил.

– Товарищ диктатор, можно слово?

– И мне!

– Им не…

– Цыц! –Прикрикнул Настали. –Не забывайте, что я не только кровавый диктатор, но и верховный главнокомандующий. Сидите на своём месте и ждите приказаний!

Т-Готский обиженно надул губы и с гордым видом затерялся в толпе.

– Кстати, насчёт герцогини Мочевецкой: отличная мысль! – Продолжил Настали. – Я и сам об этом в первую очередь подумал.

Красный диктатор с иезуитским прищуром и глубоко запрятанной в усы улыбкой повернулся к Ржазинскому и спросил: вы не возражаете, товарищ Лефикс, если я украду у вас идею? Ржазинский тотчас и даже с какой- то излишней поспешностью кивнул.