— Действуй! — заорали хором члены Главного Правления.

Шло время. Уже не таясь, Капрал разъезжал по городу в машине Большого Мешка, выступал на митингах, муштровал отряды своих отборных головорезов, сменивших тюремную робу на солдатские мундиры. Затянутые ремнями, обутые в сапоги, они маршировали по улицам и площадям, горланили песню «Звон подков», специально написанную для них по приказу Капрала. Был в этой песне такой припев:

Город словно сошел с ума: газеты, радио, телевидение славили Капрала, цитировали его обещания всеобщего благоденствия. Куклы — сородичи Капрала по его распоряжению носились по городу, трещали без умолку о его величии, о том, что нужно укреплять не дух, а тело, что надо забыть такие слова, как «сострадание», «доброта», «справедливость», потому что они мешают проявлению естественных инстинктов, необходимых для победы над врагом. Слово «нравственность» было запрещено цензурой. Честных людей, пытавшихся вразумить своих соотечественников, преследовали.

— Нас все меньше и меньше, — однажды с грустью сказала Беляна Нашему Соседу. — Идут повальные аресты.

Они возвращались с тайной сходки, где обсуждали со своими единомышленниками, как и где развешивать листовки, разоблачавшие замыслы и дела Капрала.

Собирались обычно поздней ночью в порту. На дальнем причале, где некогда швартовались торговые суда, теперь было пусто, ржавели кнехты. Перед бетонным молом на мертвых якорях стояла позабытая всеми старая самоходная баржа. В ее трюмах еще хранился запах апельсинов: когда-то она ходила в теплые южные края; в каюте капитана, где прежде все блестело надраенной медью и свежей эмалью и висела клетка с веселым попугаем, который вслед за капитаном картаво кричал: «Отдать шваррртовы!», царило запустение.

Осторожно пробирались по гулкой, грязной палубе к люку, по сходням спускались в тесный кубрик и тут при свете «летучей мыши» обсуждали события, происходившие в городе, вырабатывали планы всяческого сопротивления Капралу. Особенно любили темные безлунные ночи, когда фигуры людей не отбрасывали теней, сливались с черной водой зыбкого моря, с палубными надстройками. Сидя в кубрике, слушали, как размеренно и глухо, ослабев у мола, волны били в ржавые борта отслужившей свое баржи…

— А знаешь, что мне пришло на ум? — вдруг сказала Беляна.

— Что? — спросил Наш Сосед.

— Как можно опознать эти ничтожества, которые создал мой отец.

— Как?

— Ведь он сотворил их по точнейшим эскизам.

— Верно! — шепотом воскликнул Наш Сосед. — Как же это мы раньше не подумали! А где эскизы?

— У отца в мастерской.

— Надо снять с них много копий, расклеить по городу с обращением к народу: вот, мол, кто такой Капрал и его шайка, — возбужденно сказал Наш Сосед, обрадованный сообразительностью своей подруги.

— Да, да! Это будет здорово! Идем быстрей!

И они заспешили вдоль портовых пакгаузов к тайному пролому в кирпичной стене, ограждавшей порт.

Но коварная и изворотливая кукла по имени Капрал была вызвана к жизни не дураком: Капрал давно учел, что Наш Сосед, Умелец и его дочь Беляна — единственные, кто в какой-то мере знают тайну появления на свет всех кукол и его в том числе. И мысль, пришедшая в голову Беляне и Нашему Соседу, на час раньше осенила Капрала, осенила в те специально выделенные им минуты, которые он называл «Размышления о врагах».

Тотчас же последовал приказ: обыскать дом Умельца, эскизы отобрать и сжечь в присутствии Капрала. Умельцу пригрозить, чтобы держал язык за зубами, а дочь и жениха ее изловить и упрятать в самый глубокий тюремный подвал, туда, где содержатся в одиночках все, кто представлял для Капрала хоть малейшую опасность…

Машина с жандармами понеслась по ночным улицам города, погруженного в темень страха.

Беляна и Наш Сосед приближались к дому Умельца со стороны реки и огородов — так было безопасней. Они подошли уже почти совсем близко, когда Беляна увидела, что в окнах горит свет, а за занавесками мечутся какие-то тени, кто-то с зажженным фонариком направился в мастерскую и вскоре вышел оттуда. Беляне даже показалось, что в свете фонаря она различила силуэт отца.

— У нас обыск, — тихо сказала она.

— Похоже, — шепнул Наш Сосед.

Притаившись за кустами сирени, они ждали, что будет дальше. В ночной тишине отчетливо были слышны шаги жандармов, выходивших из дома, голоса.

«Об этих эскизах помалкивай. Ты их и в глаза не видел. Понял, старый дурак?» — произнес кто-то.

«Как ты со мной разговариваешь, щенок? Я — Умелец!» — узнала Беляна голос отца.

«Заткнись! Ты когда-то был умельцем. А сейчас умельцы мы», — рявкнул тот же человек.