– Ясно, – протянула она, протяжно зевая. – Поспи лучше.

– Выспалась.

Динара засопела, снова засыпая, но ненадолго. Раздался телефонный звонок.

– С ума, что ли, все посходили, в такую рань трезвонить. Але.

Из динамика послышался мужской голос, который что-то быстро говорил.

Ди молча слушала. Наконец, она коротко сказала:

– Я подумаю.

Она отключилась, а я, сгорая от любопытства, спросила:

– Кто это был?

– Тим.

Во мне затеплилась надежда, что в карьере Динары ещё не всё потеряно, такая же бледная, как рассвет за окном. Но я ухватилась за неё.

– Ну? Что он хотел? – спросила я.

Подруга не торопилась с ответом. Она неспешно потянулась, зевнула и, наконец, рассказала мне, зачем звонил Тим Кривцов. Как оказалось, за ночь гордый и обидчивый режиссёр остыл и попросил Динару приехать на съёмки. У меня сразу отлегло от сердца.

– Ну а ты что? Поедешь?

– Нет, – буркнула подруга и отвернулась к стене.

– Как это – нет? – я схватила её за плечо и заставила повернуться. – Как это – нет? Ты слишком многим пожертвовала ради этой роли. Пусть эта жертва не будет напрасной. Подумай!

– А как же моя семья?

– Ты, вообще-то, собиралась разводиться с Вадимом, забыла? – воскликнула я.

– Передумала.

Она отбросила одеяло ногой, отдёрнула шторку, впуская в комнату порцию бледного света. День обещал быть таким же серым, как и вчера.

– Вот как? Стоило ему тебя спалить с любовником, ты сразу передумала. Оригинально, однако. Но послушай. Давай порассуждаем: если ты уже не хочешь разводиться с Вадиком, то ему-то точно нужно время, чтобы тебя простить. И не факт, что это произойдёт. Потому я предлагаю тебе закончить эти грёбаные съёмки и тогда ехать вымаливать прощение. Если он не простит тебя, то, по крайней мере, ты заработаешь деньги и сможешь содержать детей. Да и тебе нужно остыть, подумать, как быть дальше. Нам всем после вчерашнего – надо поостыть и подумать, как жить.

Ди, молча слушавшая мою тираду, ни к селу, ни к городу, засмеялась и сказала:

– А поехали бабку мочить!

– Какую бабку? – не поняла я.

– Ну Сонь, мадам Горелову, конечно, какую ещё?

Мадам Горелова, точно. Хитрая бабулька, облапошившая нас на пятьдесят тысяч. Надо подумать, как вернуть деньги. Хотя это всё нужно было делать вчера, когда она вместе с полицейским выселяла нас из апартаментов на Невском. Как говорится, куй железо, пока горячо.

– Знаешь, что, моя дорогая? – нарочито громко сказала я. – Вчера надо было её мочить, а не прятать голову в песок! Если бы ты…

Я приготовилась сказать Ди, что, вообще-то, если бы она вчера поддержала меня, то мы могли бы доказать полицейскому, что мадам Горелова и её сынок Афанасий Никанорович обманным путём вытянули из нас деньги, но Ди перебила меня.

– Соня, пожалуйста! Вчера мне было не до этого. У меня был сильнейший стресс!

– Ага, стресс… Ладно. С Гореловой разберёмся, только надо понять, как это сделать. Так ты едешь на съёмки?

Подруга тяжело вздохнула, словно я отправляла её на казнь.

–Уговорила. Сегодня съезжу, а дальше видно будет.

На улице моросил мелкий, противный дождик. Даже не дождь, а просто влага без шума ложилась на плечи. На земле было ужасно скользко. Лужи лежали прямо на снегу и не замерзали, что для меня меня, человека, родившегося на севере страны, возмутительно неправильно.

Юрий подошёл к грязно-зелёному пикапу. Слава богу, у отца есть машина. Пнул по колесу, как делают все мужчины, нагнулся, озабоченно осмотрел его.

– Совсем лысая резина, надо менять, – пробормотал он.

Пикап был старый, но внутри пахло хорошим парфюмом.

Мы поехали в полицейский участок.

Когда мы оставили пикап на парковке и вошли в здание полиции, Юрий наклонился к окошку дежурной кабины и попросил следователя Еремина. Дежурный кивнул и нажал кнопку открытия дверей, ведущих в холодные мрачные казематы. Очевидно, отец знал куда идти, потому что уверенным шагом двинулся к лестнице. На втором этаже он остановился перед кабинетом номер 4. На входе висела красная табличка "Еремин П.С", Юрий стукнул два раза кулаком в дверь и толкнул ее.

Еремин оказался толстым дядькой лет пятидесяти с весёлым лицом и лысеющей головой.

– Холмогоров, едрит твою дивизию, ты чего так рано? – Следователь встал из – за новенького лакированного стола, на котором громоздко лежали кипы бумаг и папок. Юрий крепко пожал руку ему.

– Здорово, Семеныч!

– Здравствуй, дорогой. А это кто? – Кивнул Еремин на меня.

– Знакомься, это моя дочь. Соня.

У Еремина отвисла челюсть.

– О, так вот ты какая – Соня. Рассказывал отец про тебя.