Дело в том, что их реальный рыжий полудомашний Аллерген получил свое имя в честь персонажа домашних сказок. Ими они готовили своего сына к суровой жизни, можно даже сказать натаскивали, как охотничью собаку на хитрого енота. В их сказках Аллергеном звали наглого эгоистичного самовлюбленного и лукавого кота, который ценил в этой жизни только себя и рыбу в тесте. И для того, чтобы ее добыть, не ведал страха, упрека и никаких моральных ограничений.

Аллерген несколько лет присутствовал на стене, над детской кроватью, в виде полуметрового чучела из оранжевых мешков для мусора, с шикарными усами из шампуров, в бейсболке и широких цветастых штанах стиля "хип-хоп". Он слышал все, что происходит в доме и комментировал все, что считал нужным, не стесняясь, протяжным подмяукивающим голосом. Он был капризнее любого ребенка, но все тщательно объяснял и логически выстраивал. Он умело, нудно, хитро и подло спорил, всегда загоняя детское сознание на шесток, он будоражил и активизировал детские мозги и пробуждал неокрепшую душу к словотворчеству. Во всяком случае, первая рифма сына была замечена в возмущенном вопле: "Кот!!! Ты -- скот!!!"

Из документальных свидетельств того времени, кроме самих рассказов про кота Аллергена, опубликованных в израильском детском журнале "Отиет", сохранилось звуковое письмо бабушке в Россию, которое пятилетний сын начал так: "Бабушка, дорогая моя и наша, здравствуй! Я живу хорошо. У меня есть своя комната. Я хожу в садик. Еще с нами живет кот, но не такой, как твой Сяма, а другой, его нет, но он всегда рядом, он такой наглый, бабушка, ты даже себе не представляешь, какой наглый.-- Тут побаивавшийся кота сын помолчал, подумал, потом грустно вздохнул и дипломатично добавил.-- Наглый кот, бабушка. Очень. Но и умный, конечно".

Вот как-то так практически само получилось, что этот самый Аллерген, проверенный временем на прочность и выживаемость, наделенный непотопляемым скотским характером, выдающимся себялюбием и патологически обожающий "рыбу в тесте", был доукомплектован поэтическим даром и зачем-то запущен в гостевую поэтического клуба "Лимб".

Гостевая "Лимба" была последним в Рунете местом, где незнакомцу позволяли выпендриваться. Война с ЛИТО заставляла постоянно ждать виртуальных лазутчиков и провокаторов, жаждущих реванша за те безобразия, которые устраивал КШ со товарищи на территории врага. При этом, если ЛИТОвцы пользовались неконвенциональным оружием, прозванным "модеральником", то есть просто стирали неугодные и обидные записи, то лимбяне до этого не опускались, полагались только на силу иронии и смачность слов, но и базар, правда, не фильтровали.

Кот со своим идиотским вопросом влез в какой-то тяжелый ночной разговор Незнайки с Гласом Народа, под которым угадывался сам КШ. Поэтому под постом Аллергена появилось:

Глас Народа -- Незнайке: Чья душа жирнее РЕШАЮ Я! ПОАЛ?

Но Аллергена, когда речь шла о рыбе в тесте, сбить с генеральной линии было невозможно:

Аллерген: Самая жирная душа, дорогие, у простипом.

Такой должен был прижиться.

Кот

Взяли за шкирку и зашвырнули на это сборище. Я боялся увязнуть в его болоте, но наоборот, скользил выпущенными когтями по болотного цвета стеклу, даже не оставляя царапин. Так я проскользнул мимо стоявшей перед зеркалом дамы в кринолине. От ее пальчиков тянулись нити, и я пошел по ним, как по нитям Ариадны, мимо какой-то пытавшейся меня, дорогого, пнуть припанкованной девицы. Повсюду в креслах спали нестарые еще вертикалы, в масках и без, к конечностям многих были привязаны ниточки, вокруг стояли чучела и манекены, мелькали тени. Меня несло на голоса к освещенному прямоугольнику, где за неправильным столом (слишком много ножек и все разные) сидела компания существ со страшным КШ во главе. У КШ было много голов (некоторые изрыгали пламя) и несколько теней.

Я понял, если не приютят -- сожрут. Тут одно из двух -- или сожрут, или накормят. Чтобы выжить и доказать Аватарам кто есть ху, надо было пробудить в этих, за столом, кормительный рефлекс. Я приветственно мяукнул и выпалил:

– - Дорогие! А нет ли тут у кого лишней рыбы в тесте?

Одна из голов КШ с узким лбом и огромным ртом еще продолжала зычно втолковывать коротышке в соломенной панаме:

– - Чья душа жирнее РЕШАЮ Я! ПОАЛ? Больше дурацких вопросов не задавай, плиз, неохота время тратить на ответы!

Но остальные головы уже подозрительно всматривались в меня и принюхивались.

– - Самая жирная душа, дорогие, у простипом,-- торопливо, но звонко сказал я, лишь бы залатать эту грозную паузу.

– - Разве есть такое слово "пристипома"?
– - рявкнула, как на митинге, все та же голова-репродуктор.-- Хорошо быть умным, но жаль -- это редкое качество.

Весь стол подобострастно захихикал и закивал. Ничего, во всяком случае со мной разговаривали, а это всегда шанс быть если не понятым, то хотя бы услышанным:

– - Умным может и хорошо, дорогие. Но сытым быть лучше. Эх, простипома моего детства! В тесте!

Конечно, я нес ахинею. Но это было неважно, потому что я уже завладел их вниманием. Сидевший по правую руку от КШ очкарик ухмыльнулся и сказал:

– - Это даже смешно. Престипома. Нет такого слова и быть не может.

Они нарочно произносили по-другому это дорогое мне рыбное слово, но я не поддался на провокацию:

– - Как это не может, дорогие? А от чьего жира тогда усы растут, как когти? А когти, как цветы?

Тут юноша в перьях произнес с нарочитым американским акцентом:

– - Совсем не вижу ничего смешного. Ну напрочь. Между прочим, я такое слово встречал, причем нередко. Некоторые люди так и говорят -"престипома". Нормально, я не удивляюсь. Я сам так говорю. Когда свидетелей нет.

– - Престипома -- очень жирная рыба,-- сообщил веско и спокойно матерый мужик, практически авторитет, немолодой, словно потертый жизнью и лагерями.-- Одно время, в самом начале семидесятых, всюду продавалась. Но теперь мало кто ее помнит.