– - Что тебе надо, брат мой?
– - спросили меня.

Это были бомжи, наверное.

– - Да не знаю,-- сказал я.

– - Вот и мы тоже.

Бомж говорил с восточным клекотом. Он предложил мне сесть. Словно я был у него в гостях, а значит так оно и было. И я подчинился этой глупой логике гостеприимства и подошел, и сел на грязное покрывало -- о, Господи, этот лес просто запеленывает меня своими покрывалами -- я подумал, что думаю о них во множественном числе, чтобы не подумать, что это может быть ТО САМОЕ покрывало, а оно вполне могло им быть -- бомж мог найти его утром и притащить сюда, в логово. Грот напоминал логово, конечно. Не человеческое, не звериное. Другое. А второй человек -- женщина. Да, это логово.

– - Куда идешь, господин мой?

– - Мне некуда идти, я возвращаюсь.

– - Ну да...

Со мной согласились так же легко, как я мог бы согласиться с очевидным.

– - Только я не уверен, что мне надо возвращаться.

– - Ну если бы возвращались лишь те, кто уверены...

Женщина встала, освещение сначала намекнуло, а потом уверило меня в том, что на ней лишь передник. Нет, на голове еще было что-то намотано. Логово. Передники... женщины были бесстыжи или не знали стыда настолько, что неся пищу могли завернуть хлеб в передники, задрав его, а больше на них ничего и не было надето... Иевусейки это были, что ли... геллы ханаанские... Женщина села.

– - Иевусейка,-- сказал я.

– - В том-то и дело, брат мой, в том-то и дело...

(C)

У (C) было свое дупло. В него остальной мир иногда подкидывал им подарочки. Именно этим локер в почтовом отделении кардинально отличался от почтового ящика у подъезда, в который приходили штрафы за парковку, требования налоговых инстанций поделиться, просьбы благотворительных организаций дать сколько можешь, рекламный мусор, а главное -- с монотонной неотвратимостью поступали немалые счета, оставлявшие у (C) тяжелое ощущение, что главное занятие их жизни -- включив свет, кипятить воду на газовых горелках, разговаривая по телефону.

Так что, при оптимистичном взгляде, почтовое дупло можно было считать "рождественским чулком". Но чаще, открывая маленькую стальную дверку, четвертую сверху в шестом ряду, (C) воспринимали ее, как колумбарий, где хранился пепел сгоревших надежд на то, что их слово будет услышано и отзовется. Почтовый локер был заведен, когда у (C) вдруг появилась наивная уверенность, что уж на этот раз они сумели, да-да, сумели попасть даже не в вену, а в нерв. Чтобы дать всем желающим возможность заказать изданную за свой счет книгу, но оградить себя от незнакомых людей, выплескивающих эмоции прямо по месту жительства авторов, (C) сняли на год абонентный ящик -- узкий лаз для заслуженной славы. С той стороны прямоугольного стального дупла была дыра в странную неизвестность, там всегда горел свет, что в обычной темноте прогулочного времени воспринималось, как чье-то хроническое дежурство в котельной, греющей сердца обладателей почтовых ячеек. Но год подошел к концу, а тираж нет. И (C) оставили себе дупло, как стимул для прогулок. И радовались каждому письму или заказу, забывая порой вкладывать на счет мелкие случайные чеки.

В этот раз остальной мир подкинул квитанцию на нечто заказное. Возвращаясь из леса, (C) успели проникнуть на почту за минуту до того, как охранник закрыл дверь и получили большую плоскую бандероль с двумя одинаковыми солидными кирпичами на иврите. Где-то там была и их новелла. О проекте издания на иврите "русской" антологии они, конечно, знали. Даже подписали когда-то какой-то договор, присланный им по почте и отправленный с подписями обратно в неизвестность. Потом был один единственный телефонный звонок на иврите:

– - Анат? Здравствуйте! Вам звонят из издательства "Едиот ахронот". Хотим уточнить факты вашей биографии для антологии русской литературы. Как называется ваша последняя книжка стихов? Вот тут у нас есть справка, в ней написано, что книжка вышла в Санкт-Петербурге, а названия нет.

– - Да. Называется... По-русски -- "Точечная теплота виска".

– - А на иврите как будет?

– - Ох...

– - Алло? Алло?

– - Ыыыыыы...

– - Алло? Вы меня слышите? Как это на иврите будет?

– - Н-не... не знаю.

– - Ну хотя бы примерно.

– - Ну по-русски это "висок", а на иврите я, простите, слово это не знаю. Это на голове такое место специальное -- сбоку на голове, причем симметричное, с двух сторон, ближе к лицу, на границе с волосами.

– - На границе? На какой границе?

– - О! Вот помните -- Давид Голиафа убил? Так именно в это место он его и ударил.

– - А! Поняла! Это -- висок!

– - Да! Да!

– - И что у нас с виском?

– - Ну... так вот в этом виске есть тепло.

– - Тепло?

– - Да, не сильное, а такое, местное тепло, локальное.Там еще кровь стучит.

– - Где локальное тепло? В виске?

– - Да. Извините, но это такая строчка из моего стихотворения. Извините еще раз. Я, наверное, зря так книжку назвала. Это, наверное, вообще перевести нельзя.

– - Госпожа, перевести можно все, только я секретарша, а вам нужен специалист.

– - А знаете что? У меня идея! Напишите, что просто вышла новая книга стихов в интернет-издательстве "Геликон-плюс".