— И перед самой подсадкой, — всхлипывает мама Полины. — Да после таких травм ни о какой подсадке эмбрионов и речи быть не может еще довольно продолжительное время. Не видам нам внуков, Женя. Ох, не видать.

— В такой ситуации, Оксан, мне плевать. Я хочу видеть дочь живой и здоровой, остальное — потом, — коротко отвечает он, подводя итог.

Родители остаются ждать, я отхожу за кофе.

— Ну что, родной, ты рад? — догоняет меня реплика Лиды.

Ее взгляд бьет вскользь по лицу, но щека горит, словно она мне влепила пощечину.

— Рад чему, Лида? Или ты считаешь, я знал, что так выйдет?

— Не знал, конечно, но избавился от надоевшей жены, выпустил погулять молодого бойца… Это того стоило? Ты вот скажи… Неужели та шалава настолько хорошо сосет, что это стоило бы реанимации твоей жены?!

Ответить я не успел, с другой стороны в меня летят слова на идише.

Прибежала Сарочка Кушнер, трясет кудряшками.

Тихая, домашняя девочка из очень приличной еврейской семьи сейчас больше похожа на ведьму, готовую выцарапать мне глаза.

Я успеваю разобрать только:

— Штунк! — а потом речь Сары сбивается бурными словами.

Лида радостно подхватывает:

— О это я знаю! Буквально, вонючка, смерд… И еще там было… Чтоб ты жил, но недолго! — ухмыляется. — И я с ней полностью согласна!

Лида обхватывает подругу за локоть и отводит, со словами:

— Сарочка, не будем мараться о дерьмо всякое! Давай лучше ты поздороваешься с родителями Полины... Они уже здесь, очень расстроены. Нужно поддержать их.

***

Я слоняюсь по клинике с четким ощущением, будто даже стены меня избегают. Родители Полины, кажется, заняли пока нейтральную, выжидательную позицию. Они ждут прояснения обстановки и будут говорить только с дочерью, когда она придет в себя, а со мной общаются только по мере острой необходимости.

В очередной раз спускаюсь этажом ниже, поднимаюсь и вдруг… наталкиваюсь на девушку, которую никак не ожидал здесь увидеть.

По коридору, привлекая внимание всех собравшихся, вышагивает… Тамара! Еще бы она не привлекала внимание. Ее декольте собирает завистливые взгляды женщин и вызывает слюноотделение у мужчин, длинные ноги в сапожках уверенно цокают каблучками, светлые волосы завиты красивыми локонами. Словом, эту девушку не портит даже то, что у нее нос забинтован, и половина лица спрятана за большими солнцезащитными очками.

Она интересуется у проходящего медбрата, где найти нужное ей отделение и благодарит беднягу, похлопав его пальчиками по плечу, а тот… на полусогнутых выглядит так, будто только что обкончался!

Я стряхиваю оцепенение и подлетаю к ней:

— Что ты здесь делаешь?!

Голос у Тамары немного гундосый:

— Я узнала о случившемся от Ефима и пришла выразить соболезнования.

Ее рука касается моего локтя, пальцы крадутся по предплечью. В голосе появляется интимное придыхание:

— Я готова оказать тебе… поддержку.

В этот меня в меня будто немного плеснуло кипятком вчерашних событий… В лицо дыхнуло жаром сухой парной и тем блядством, в которое я нырнул, а потом резко приложило о реальность, напомнив о том, к чему это привело…

— Платон! Там… — слышится голос Лиды.

Я оборачиваюсь.

Из-за плеча Лиды выглядывает Сарочка, шипя себе под нос очередное ругательство. Кажется, что-то похлеще, чем безобидное «штунк».

Тамара вцепилась в меня, я стремлюсь побыстрее скинуть с себя руку шалавы. Но подруги моей жены уже все увидели, и Муравьева продолжает ледяным тоном:

— Есть новости о Полине. Если тебе интересно, конечно же.

Глава 9

Полина

— Вам повезло. Буквально, в рубашке родились, — обрадовал меня врач после пробуждения.

Говорит, что операция прошла успешно. У меня сломана рука, сейчас она лежит в лубке. Есть повреждения черепа, но все обошлось.

Состояние у меня паршивое, язык — сухой, горло будто обложено чем-то.

— Можно попить? — спрашиваю я.

— Да, теперь можно. Разумеется.

Мне подают стакан воды, я осушаю его мелкими глотками, чувствуя, как в меня возвращается жизнь.

Я ведь даже не успела понять, что случилось. Под ногами возникла пустота, резкая боль и меня выключило надолго. Сейчас к телу возвращается тяжесть, болезненность. Особенно досталось голове. У меня такое чувство, будто я превратилась в мультяшку — голова огромная-огромная, а тело — хилое и маленькое.

— Скажите, меня побрили налысо?

Врач теряется, смотрит на меня непонимающим взглядом.