— Будете пить настой обезболь-травы? — спросила ведьма, нарушив тишину. Отец — измученный, бледный, с растрёпанными прядями волос, упавших ему на лоб, — обронил:

— Нет.

— Это вы зря. Потом как захотите настоя, а я не дам, — ухмыльнулась Скейда. — Не до этого станет. Впрочем, с удовольствием вас послушаю, когда начнёте кричать и выгибаться от боли в оковах. Мне нравится, когда вы просите и умоляете. Сладкая музыка для ушей!

— Вы так предсказуемы, Эйнеке…

Его оборвал звук сильного удара по лицу. Я вздрогнула, увидев, как с разбитых губ потекла тоненькая струйка крови.

— А вы никак не угомонитесь. Провоцируете меня. Ничего, кровь ритуалу не повредит, — с этими словами Скейда, находясь внутри круга, запела странную, дикую песню, и единственное, что я поняла из неё, это то, что ведьма обращалась к Тёмному Хранителю.

— Я, Скейда, некогда Эйнеке из рода Ари, — она говорила уже на драконьем языке, — призываю к тебе, о Великий, изгнанный с небес, покровитель всех тёмных сил, сделай же силу Дааля из рода Хэг ещё больше. И передай её мне.

Она коснулась ладонями слабо шевелившихся пауков на запястьях моего отца. И с его окровавленных губ чуть слышно слетело:

— Высвобождаю силу свою добровольно…

— Пусть она станет моей!

Ещё шесть непонятных слов, которые Скейда почти выкрикнула срывающимся голосом, и символы в круге загорелись сильнее. А от чёрных пауков начала струиться тьма, собираясь в облако. Оно ширилось и росло, заслоняя и Скейду, и моего отца.

Отвернувшись, я увидела, как исказилось яростью и болью лицо Келли. Как ещё сильнее помрачнел Ярвенн. Сидевшие за нашими спинами Рэйб с сестрой прижались друг к другу, будто страшась, что чёрное облако выползет и набросится на них…

— Да свершится воля Тёмного Хранителя! — неожиданно громко и ясно прозвучал голос отца. Словно это он проводил ритуал, а не Скейда. Словно это она была прикована цепями, а не он. И, когда облако рассеялось, я ахнула, прижав ладонь к губам.

— Всемилостивые небеса! — вырвалось у Келли.

Вся комната Скейды была полна страшных чёрных пауков. Стены затянуло поблёскивающей паутиной. Отец стоял в своих оковах, выпрямившись, и, не мигая, смотрел на растерянную ведьму. Пауки легко и проворно бежали по символам, которые ещё слабо тлели; заползали на цепи и взбирались на стол.

— Что? Что происходит? Уйдите! — вскрикнула Скейда, пятясь от приближавшихся к ней пауков. — Почему всё так быстро закончилось?! И твоя сила не стала моей?! Да убери же их от меня! Скажи, чтобы ушли прочь! — Её голос поднялся до визга.

Отец рассмеялся, и от его смеха у меня чуть волосы не встали дыбом:

— Ну, кто теперь просит и умоляет? Правда, я бы не сказал, что это похоже на сладкую музыку… Ты ничтожество, Эйнеке. Жадная дура. Даже не выяснила подробностей ритуала, который проводишь.

— Но я всё делала, как надо! — Отмахиваясь от пауков, ведьма прижалась к столу, лохматая и обезумевшая.

— Нет, — мой отец улыбнулся совершенно демонической улыбкой, и снова, как там, в Карвалийских горах, мне почудилось, что зубы его вытянулись, став клыками. — Ты выбрала неправильное время для ритуала, Эйнеке. В самом деле, откуда бы ты узнала, что я пробовал золотой эликсир и отмотал часы на пятьдесят лет назад? Одно из условий не было соблюдено, и, как результат, произошёл сбой.

— Какой… Какой ещё золотой эликсир?! Ты обманул меня! — завопила она. Медленно, но неумолимо пауки затягивали Скейду в сети. — Не может быть! Ты что же, всё предусмотрел заранее?!

— Не совсем. Я догадывался, к чему приведёт ритуал, но, когда ты начала угрожать, что заберёшь у меня глаза, я действительно испугался. Здесь ты показала себя непредсказуемой, Эйнеке. Утешайся этим до конца своей бесславной жизни, который, смею думать, — он облизнул запёкшиеся от крови губы, — очень, очень близок…

Но Скейда не стала дожидаться конца. Сумев вырвать руку из паутины, она схватила со стола какую-то баночку. Швырнула её оземь, и всё вокруг заволокло дымом. А когда он рассеялся, стало ясно, что ведьма исчезла.

— Какая жалость, — нахмурился отец. — Ничего, я тебя найду. Ты никуда от меня не денешься, Эйнеке. По счетам надо платить.

Явно недовольные пауки расползались в стороны, но он подозвал их к себе на языке джейлари. Кивнул тёмным существам на оковы, говоря уже на драконьем: