– Ну выпил ваш коньяк!.. Арестовывайте!.. Судите!..

Старший лейтенант увел Норика из купе. Я помогал Вальке собирать апельсины, оставшиеся в вагоне. Валька справился у проводницы, когда будет станция Шевченко. В окне мелькнули спины милиционера и нашего случайного попутчика. Мы с Валькой стали возмущаться, как полон мир подлыми людьми, вредными привычками, ненужными словами, чертами характера, мешающими жить спокойно. «С такими коммунизм не скоро построишь», – многозначительно заключил Валька и стал собирать вещи. До его станции оставалось семь минут езды.

Валька собрал чемодан и потянулся за сигаретами в карман плаща. К моему удивлению, вместе с пачкой «Стюардессы» он вытащил бутылку коньяка. Как ошпаренный, Валька рванулся к окну, как будто его не отделяли от Норика оставленные сзади километры. Потом он сел на нижнюю полку и удивленно произнес:

– И чего это он, дурак, сознался? Никто ж за язык не тянул. Ну, надо же! Промашка вышла. – И, подумав, продолжал: – Да ничего с ним не случится. Выкрутится. Спекулянта кусок! А ночь мы с ним нормально посидели.

Когда Валька сошел на перрон своей станции, то отдал мне злополучную бутылку со словами:

– Может, догонит… Тебе ехать дальше. Я её всё равно уже потерял… А хорошо, что шеф санкции не дал.

– На что санкция? – не понял я. – Для чего?

– Да, на убийство! Жалко б было парня.

Валёк мог привлечь, обворожить, соблазнить, склонить к сожительству любую достойную женщину. Весь его импозантный вид говорил за это: брюнет, высокий рост, бархатный голос, хорошие манеры и заранее уважительное отношение к женщине – ну, кто устоит против таких качеств?

Когда-то он имел слабость полюбить свободу и независимость. И не просто конголезского народа, а свою личную, понятную лишь ему и не препятствующую никаким другим интересам. Он был замполитом отдельной механизированной погрузочно-разгрузочной роты во Владивостокском порту, которая действовала в составе докерской бригады (да, были в Советской армии и такие соединения!). В роте численностью более 200 человек имелись своя печать, столовая, комплект разнообразной техники, включая современные по тем временам мощные японские подъёмные краны «Като». Здесь был большой штат офицеров и прапорщиков, вплоть до зама по тылу командира роты, мичманы, командиры портовых буксиров, и складские работники. Каждый день с погрузки транспортов, осуществлявших северный завоз, его бойцы всегда приносили различные продукты, которые они зарабатывали вполне легально, качественно и безотказно выполняя свою работу. Валентин питался в своей столовой за символическую сумму, удерживаемую из месячного содержания, и мог позволить себе многое.

Так, однажды, отправив рожать жену к нелюбимой теще, но внутренне переживая за последствия развития естественного хода вещей и событий, он любил приходить вечерами в тихий приморский ресторан, заказывать ужин и молча, будто бы свысока, наслаждаться жизнью. Наверное, такое бывает в жизни у многих. Но так, как наслаждался своей свободой и независимостью Валёк, – выходило не у всех. В эти минуты его чувство собственного достоинства было на очень большой высоте и не в конфликте с содержанием собственного кошелька. В эти минуты он любил и презирал всех одновременно. В такие минуты сибаритства, релаксации, расслабухи и отдыха в своих мыслях Валёк обращался то к возвышенному, то к пошлому, то к грустному, то к безудержному веселью.

«Здравствуй, мир, пошлятиной живущий! Проститутки! Вам – привет, привет!» – срывалось с губ Валька, и тут же ему мог представиться родительский дом, Есенин с Цветаевой в обнимку, море и будущая его полнокровная семья. И жизнь представлялась таким ярким и разноцветным калейдоскопом, что Валька впадал одновременно и в грусть, и в тихую радость.

Пытливые исследователи-психологи назовут такое поведение по-своему, забыв о том, что они переживали в двадцать пять лет, когда жизнь кажется бесконечной, любовь – без края, водка – без градусов, а соседка напротив – ничего себе, сойдет…

Но в тот вечер официантка Настя преподнесла Вальку сюрприз. Та Настя, которая уважала его за то, что он всегда платил по счету, ни к кому не приставал, не скандалил и, уходя из ресторана, не делал грязных намеков, – Настя представила ему молодую красивую женщину.

Женщина, как и Валёк, была смущена в этой ситуации, но мужчина овладел ею – этой ситуацией – более уверенно:

– Соня, так Соня. Валентин.

– Отдыхаете? Пьете? Курите?

– Ищите мужа, друга, любовника?

Валек никогда не любил неясностей и через семь минут знал, что напротив него сидит врач-сексопатолог, замужем. Муж, естественно, эгоист. Океанограф, сейчас в плавании. Но как у каждого сапожника возникают проблемы с собственными сапогами, так и у Сони, врача-сексопатолога, возникли проблемы в личной жизни.

Такое стечение обстоятельств: неуклюжее желание собеседницы понравиться ему, наплыв собственных чувств и обволакивающая музыка – всё это напомнило Вальку, что жизнь прекрасна и удивительна. И от этой красоты и этого удивления в Валькину голову полезли такие нежные слова и такие стихотворные строки, что их авторам – будь они живы – было бы стыдно услышать свои произведения из чужих уст: так искренне и проникновенно они звучали.

Валёк никогда не злоупотреблял алкоголем, но тогда ему было достаточно выпить немного хорошего портвейна, чтобы вспомнить о золотом аи [27] и долго говорить о золотой розе в бокале.