На финальный смотр представления пришла заведующая и ещё какая-то, ранее невиданная тётя. Кудрявая, как барашек, толстая, очень строгая.

– Так! – сказала тётя, посмотрев выступление. – Почему столько артистов беззубых?

– Это же дети! – напряглась заведующая. – Молочные зубки выпадают…

– Я знаю! – перебила заведующую тётя и топнула ножкой. – Безобразие.

– А где я зубастых-то возьму? – возмутилась заведующая.

– Да хоть где! В соседнем садике займите, в школе! Выкрутитесь. У нас выпускной, а дети ротики беззубые раскрывают. Как будто в Советском Союзе цинга лютует! Тут проверки, комиссии! А у ЭТОГО ещё и рожа глумливая! Его точно вон!

Перст судьбы был направлен на меня.

Вот так, секунду назад я был всем, а теперь, указанием строгого пальца, я превратился в нуль. По тону жирного барашка стало ясно: сказка закончилась навсегда.

Я заревел. Воздушный шарик лопнул. Так «глумливая рожа» и осознал, что счастье – оно скоротечно. Однако жизнь только начинала свои эксперименты…

Вот раньше были детские площадки – да-а-а, не чета нынешним: скрипучая карусель с оборонного завода, песочница, обоссанная котами, и качели. В комплектацию «люкс» входила железная ракета, где завсегда было насрано. Я там первый раз покурил, в ракете, волнуясь перед первым в моей жизни Первым сентября. Слово «первый» при описании стартовых этапов жизни будущего гражданина вполне уместно, даже пусть и по три раза в предложении. После «взрослой» дозы никотина я почувствовал себя Гагариным, позеленел, как марсианин, сошёл по трапу, как Армстронг и, пошатываясь, направился на торжественное мероприятие как обычный лох. Вот такие вот ракеты у нас были на детских площадках. И сигареты «Космос».

Площадки, созданные для генерации нехитрого детского счастья, окружали тёмные покосившиеся сараи и унылые панельки с одинаковыми тюлевыми занавесками в тусклых окнах. Качели конструктивно различались – бывали с планкой и осевые. Если осевые, то можно было делать полный оборот, если с планкой, то нельзя – перекладина мешала, ограничивая амплитуду. Но я тогда не знал, что нельзя.

Попал я как-то в незнакомый двор и решил опробовать тамошние качели. Раскачался как следует, чтобы выйти на полный оборот, и – бац! Нулевое перемещение, слышали? Нахожусь в песочнице, которая котами обоссана. Что я там делаю? Нахожусь…

Качели качаются в сторонке, пустые. Как в фильме ужасов. У подъезда серенькие тётки с раскрытыми ртами стоят и смотрят, дополняя картину хоррора. А у меня голова вся в песке. Чудеса!

– Мальчик, иди-ка сюда! – позвали тётки.

Я подошёл, пошатываясь.

– У тебя всё хорошо?

– Всё хорошо! – ответил я.

– Ладно, иди.

Я зашагал в произвольном направлении, широко расставив глаза, ступая по лужам, в которых отражалась действительность. На несколько десятков секунд я узрел в небе северное сияние и какого-то мужика с бородой.

– …Я Гагарина тоже тут не видел! – неожиданно заявил мужик. – Передай всем, гуд?

Я кивнул, и морок исчез.

Осталось только выяснить, как я в песочнице очутился? Я направил стопы к качелям, изучил конструкцию. Так и есть – перекладина. Глянул на песочницу – далеко. Неужели долетел? Ну а какие ещё варианты? И во дворе, как назло, безлюдно, кроме тёток, никто не видел подвига. Да и подвиг ли? Вот если б орал во время полёта что-нибудь эпохальное, бессмертное – «поехали», например, или «слава КПСС», – то да, это подвиг. А я летел и молчал. И вообще, процесса полёта не помню. Единственный плюс – в отличие от Гагарина, я таки кого-то узрел. Но кто поверит?

Может, я попаданец и переместился в иную реальность? Ещё хуже, чем была раньше? Дома я подразнил кошку – поцарапала. На лестничной площадке загремело, захлопало, закричала тётя Наташа. Дядя Боря опять нажрался качественного авиационного спирта и отстаивал своё конституционное право быть пьяным. Всё нормально, всё как всегда.

Скорее всего, я не попаданец, а таки обыкновенный дуралей. От мысли этой на душе полегчало.

Первый класс. Мы столпились у ворот школы. Стены заведения пугали нас своей сахарной белизной, сиянием кварцевой штукатурки. Было похоже, что строители взяли куски рафинада и проделали в них прямоугольные отверстия, выполняющие функцию дверей и окон. Толпа детишек была растеряна. Может, за дверями школы нас ждёт газовая камера или скотобойня? Иначе к чему такая торжественность? Детей приносят в жертву. Ясно как белый день. И мы не зря волновались: нас приносили в жертву Татьяновне.