— Мне очень жаль, что я тебя расстроила, папа. Но он мне нравился и мне казалось, что я ему тоже нравлюсь. Вот и все… И это началось снова, после того, как он вернулся, и ты…

— Заставил тебя работать с ним. Я доверял ему, а он… — вздыхает прискорбно.

— Мы переспали, но он меня не насиловал, папа. Мне жаль… Мне так жаль… — повторяю я снова и снова.

— Ты сказала, что ничего не помнишь. Что он тебя опоил…

— Да. Да? Или нет? Я не знаю… Я плохо помню… Может быть, я просто перепила шампанского?

— Как бы то ни было, он тебя напоил и воспользовался твоим состоянием. Ты была не в состоянии сказать ему «нет», и мой вердикт однозначен. Он виновен.

— Но заявление я писать не стану. Ты… Ты меня не заставишь! — выкрикиваю я из последних сил, рухнув в обморок.

Ансар

— И что мы будем делать, Ансар?

Я с трудом удерживаю голову. Ее тянет вниз, и только туда.

Кажется, на мне живого места не осталось

— Горячий прием, правда? — интересуется Родион. — И это только начало.

Слышится какой-то шелест. Я одним глазом, который чуть-чуть видит, потому что второй глаз полностью заплыл, замечаю, как на столе оказываются фотографии.

Каждый след моих зубов, губ и пальцев на теле Ксаны зафиксирован..

Каждый.

Такое чувство, что я ее рвал, мял и не выпускал из… лап и когтей.

Дорвался, как дикий зверь. И, даже несмотря на все происходящее, во мне разливается сытое удовлетворение: она стала моей, как и должна была быть. И я точно знаю, как нам было хорошо…

Пока не наступила реальность.

— Я тебе доверял. Пустил в семью. Моя девочка стала жертвой старого… друга. Но, оказывается, другом ты никогда не был, шакал, — злится Родион. — Знаешь, что с такими, как ты, на зоне делают? В жопу ебут. И в рот отъебут, и в жопу… И будет у тебя и рот, и жопа, как гостиница — все включено, отказов не принимает.

Вот, значит, как…

В голове звенит голос Ксаны, ее предупреждение: «И, Ансар… Если будет следующий раз, то сначала ты обрадуешься, но потом… ты пожалеешь…»

Я считал, что это просто тупая бравада от телочки, которая возомнила о себе слишком многое.

Но, оказывается, это была четко спланированная подстава.

И я попался, как дебил.

— Я не насиловал твою дочку, Родион. И ты можешь мне не верить, но она… тоже была не прочь. Не веришь? Посмотри в мой телефон. На переписку… — смеюсь, лизнув кровь с губы. — Твой ангелочек по сути вовсе не ангел.

— И это все? Все твои оправдания? В стиле… Сучка не захочет, кобель не вскочит? Ты мою дочь сучкой, что ли, считаешь?

Еще какой сучкой. Отменной…

Я ее ненавижу настолько же, насколько восхищаюсь тем, как она все провернула.

Хороша, гадина… Ненавижу и драл бы ее за это до конца дней! Отрава… Просто смертельная доза!

— Можешь попытаться провернуть финт с изнасилованием, но у тебя ничего не выйдет. Задержание было произведено с нарушениями. То, как меня поколотили… на неудачное падение не списать.

Успеваю заметить, каким недовольством вспыхивают глаза Родиона.

Он не удержался. Поддался эмоциям.

Сказал «фас» и меня отхерачили так, что даже яйца почернели, что я мочусь, сука, по полчаса… С кровью. И зубы… Мне ставить протезы придется.

Бывший старый друг барабанит пальцами по столу.

Он бы с радостью меня сгноил заживо, будь я фигурой помельче.

Но не выйдет…

Семья, хорошие связи…

Сейчас мы оба оказались в очень паршивой ситуации.

Один неосторожный шаг, и все полетит в тартарары.

— У тебя не выйдет протащить статью износ, Родион, — говорю я. — Вот если бы меня и пальцем не тронули, если бы не было переписок и записей с камер, где четко видно, как мы весело и задорно проводим время вместе…

— Это ни о чем не говорит! Можно веселиться и через минуту совершить преступление.

— У тебя не выйдет. Валяй. Попытайся разыграть эту карту, и я посмотрю, как ты обосрешься.

Мне стоит больших усилий держать лицо и тоже бросаться угрозами в ответ. Потому что состояние мое — паршивое и положение — шаткое. Но и у Родиона на руках только претензии, да, подтвержденные кое-чем, однако этого мало.

Я выпрямляюсь и расправляю плечи. Такое чувство, будто заново собираю позвоночник.