Кое-как остановив очередное кровотечение и заклеив раны пластырем, набрасываю на себя рубашку и сажусь рядом. По волосам глажу, любуюсь. Больше двух месяцев прошло, и я её всё-таки нашёл.

Ника просыпается слишком резко. Вздрагивает, таращится широко распахнутыми глазами и, дёрнувшись, отсаживается.

— Здравствуй, Вероника, — стараюсь подавить непрошенную злость на всех, кто довёл её до такого состояния.

— Возвращайся к беременной жене, — у Ники голос дрожит, язык заплетается и буквы теряются. Явные проблемы с дикцией.

Дьявол! Ничего не осталось от девчонки, которая дарила нежность и ласку. Короткими поцелуями будила по утрам. Жмурилась, прижимаясь щекой к ладони. Завтраки вкусные готовила в одном белье и танцевала под заводную музыку. Крутилась по дому, уют создавая, и мордашки на запотевших окнах да зеркалах рисовала. И меня убивает осознание, что я причастен к этому.

— Ты обещала ждать меня, — каждое слово горло царапает. — Всегда, Беда.

В зеленых глазах вспыхивает злость. Хоть какая-то новая эмоция. Она открывает рот и тут же закрывает. Это какая-то психологическая проблема или последствия аварии? Но я вижу, что ей говорить тяжело.

— Молчи, просто молчи, — требую, сам к ней двигаясь, запирая. Она кулаками упирается в грудь. Дышит злобно, словно загнанный зверёк. По глазам вижу, хочет высказаться. И сама злится, что не может.

Притягиваю за руки и обнимаю, впечатывая в себя. Ника сразу же трепыхается, корпусом дёргает, бьёт, отталкивает и корябает. Раны задевает так, что рубашка опять пропитывается очередным кровотечением. Сколько во мне этой крови? Почти всю потерял, пока добирался до сюда. Но плевать, я держу её крепко. Не отпущу. Она моя. Она для меня.

— Ты сказал, у тебя нет семьи, — бормочет, проглатывая окончания, — сказал, тебя никто не ждёт.

— У меня одна Беда, — хмыкаю и шиплю, воительница впивается ногтями со всей силы в щеки. — Это всё правда, Ника. У меня нет семьи. С семи лет нет. Ты моя семья!

Ника замечает кровавые пятна и бледнеет сильнее. Ощупывает дрожащими пальцами. Дышит тяжело, с хрипом.

— Кровь, у тебя кровь, нужно остановить её, — бормочет, пытается меня раздеть.

— Сейчас врач приедет, не волнуйся. Тебе нельзя, — останавливаю её. — Просто обними, бедовая моя девочка.

— Ты знаешь? — хмурит брови Ника, сама не замечает, как охотно льнёт. Старается не задеть раны, осторожно обнимает. Носом утыкается в шею.

— О твоей беременности? — спрашиваю, кивает, задевает кожу сухими губами, а меня возбуждением кроет. — Знаю, бедовая моя.

— От Саида, — заявляет бессмертная малявка.

— Он и так на волосок от смерти, Беда, — рычу, отстраняя, одна только мысль, что моя девочка была с другим, наполняет яростью чёрствую душу.

— В медицинской карте отцом указан он. А тебя я не помню. И любовницей твоей не буду, — уставшая Ника воинственно смотрит в глаза.

— Ты не любовница, Ника. Ты моя женщина, — ладонями за щёки обнимаю, тихо повторяя, что говорил ей и не раз: — Моя и для меня, — целую в сухие потрескавшиеся губы. — И беременна ты от меня, Ника.

— И с чего такая уверенность? — вяло огрызается, независимость и обиду всё еще показывает. Хоть и льнёт сама.

— Я просто тебя знаю, — вздохнув, откидываюсь на спинку дивана. Усталость и потеря крови сказываются.

Скрип шин по гравию привлекает внимание. Напрягаюсь, отстраняю от себя девчонку и, кряхтя, поднимаюсь. Подхватываю со столика ствол. Ника испуганно замирает, заметив оружие. Прикладываю палец к губам, прося быть тихой, и медленно подхожу к окну.

Заметив Рената, расслабляюсь, убираю за пояс джинсов оружие и возвращаюсь к Нике.

— Рената помнишь? — обнимаю малышку, та головой мотает.

— Память недавно начала возвращаться. Я и тебя то плохо помню.

— Это мой лучший друг, мы вместе как-то ужинали. Он привёл хирурга, который зашьёт мои раны. Ты побудешь с ним и Саидом. А потом мы поговорим о нашем будущем. Хорошо?

— Быть послушной и дождаться тебя, — закусывает губу и краснеет.

— Да, — перехватываю за лицо и целую в губы. — Я не брошу тебя, Беда моя. Как бы далеко ни убегала, найду, догоню. Поэтому не трать силы и дождись меня.

— Ладно, — вздыхает тяжко Ника и переводит взгляд на зашедших гостей. Поднимается, освобождая место, и склоняется надо мной, хватая за виски. — Не смей умирать, пока я тебя не вспомню.

— Буду очень стараться, — усмехаюсь, никогда ещё эта девчонка не была столь требовательна, тверда и воинственна.

Ника сама целует в губы и, пошатываясь, уходит в компании Саида. Провожаю её взглядом и отпускаю себя. Я действительно очень много крови потерял, держался на чистом упрямстве.