За исключением постели, где он оказался чертовски бесполезеным. Огромное упущение, ведь демонстрация этому прекрасному созданию возможностей ее собственного тела не приоритет, гораздо важнее держать ее под руку на официальных приемах.

Держу пари, он трахал ее только в миссионерской позе.

Если задуматься, готов поспорить, ни один мужчина не доводил ее до оргазма.

Какая, блядь, потеря времени. Если бы я был с этой женщиной, то трахнул бы всеми возможными способами. Я бы довел ее до коматозного состояния от оргазмов. До стеклянного взгляда. Эти золотистые ноги обвивали бы меня, дрожа от наслаждения.

Что?

Просто констатирую факты.

Горло сжалось.

— Пожалуйста, извини меня, Рейф. — голос Лорен врывается в мой мысленный перепихон. Господи Иисусе, я возбудился в мгновение ока. — МакПартлины прибыли. Хочу убедиться, что они чувствуют себя желанными гостями.

— Конечно, — спокойно отвечаю я.

Спасибо тебе, Вселенная. Ещё не все потеряно, если сильные мира сего все еще считают приемлемым работать в мою пользу, не так ли?

— Меня зовут Белль. — прекрасное создание с медово-светлыми волосами пожимает мне руку на удивление крепким рукопожатием, хотя ее невероятные тигриные глаза широко распахнуты.

— Красавица4. — на моих губах появляется ухмылка. — Подходяще.

— На самом деле, это сокращение от Белина, — говорит она, смутившись, когда выдёргивает свою руку из моей.

Я хмурюсь.

— Белина? Никогда не слышал такого имени. Что-то итальянское?

— Вообще-то, французское. Меня назвали в честь французской святой XII века.

— Дай угадаю. — поднимаю бровь. — Девственница-мученица?

Смущённый румянец заливает ее щеки и обнаженную шею.

Очаровательно.

Готов поспорить, этот малиновый оттенок проступает на ее теле, когда она кончает.

— К несчастью для нее, да. — она поспешно отпивает глоток вина.

— Трудный путь для подражания, — размышляю я. Иисус. Черт, как же приходилось страдать женщинам сотни лет назад! Хотя немало современных дам из моего окружения по-прежнему живут в тюрьме, созданной обществом, и совершенно, блядь, не осознают этого. Как и девушка передо мной, если мои инстинкты не подводят.

— Это всего лишь имя. И кажется, оно красивое.

На ее нижней губе капелька белого вина. Мне требуются все мои скромные запасы приличия, чтобы не протянуть руку и не стереть ее. Маленький розовый язычок высовывается, чтобы слизнуть капельку, и я внутренне стону.

Иисус Христос.

Поразмыслив, я отказываюсь от этого пари с самим собой.

Не может быть, чтобы Люк, или кем бы он ни был, не просунул свой член мимо этих губ. Никто не смог бы устоять перед этой розовой мягкостью вокруг своего члена.

— Очень красивое, Белина, — произношу я с холодностью, которой не чувствую. И она права. К черту бедную девушку, погибшую тысячелетие назад, сохраняя свою добродетель. Имя потрясающее.

И мне действительно нравится, как оно звучит на моем языке.

— Так, когда ты переехал, Рейф? — спрашивает она, приторно-вежливый тон, который, вероятно, Белль привыкла использовать на приемах, расходится с ее выражением лица, которое все еще выглядит смущенным.

Мне нравится, что я заставляю ее нервничать.

И еще больше нравится, мое имя звучащее из ее уст.

Даже если она делает на нем акцент, который наводит на мысль, что она издевается надо мной за то, что я делал то же самое с ее именем.

— Во время Пасхи. В то же время твои родители переехали обратно в это место. — я восхищенно оглядываюсь по сторонам. Они проделали здесь потрясающую работу. — Между нами говоря, думаю, мы здорово разозлили всех соседей своими ремонтами.

Эта фраза вызывает у неё искренний смешок, и это чертовски восхитительно.

— Надеюсь, ты готов пресмыкаться этим вечером, — говорит она. — Кажется, кто-то должен вернуть себе хорошие отношения с соседями. В противном случае МакПартлины могут натравить на тебя своих детей в качестве наказания.

Она наклоняется, шепча последнюю фразу, и интимность этого доставляет мне удовольствие.

— Понятия не имею, кто такие МакПартлины или их дети, — говорю ей. — Мне следует бояться?

Она улыбается мне. Ее глаза сияют от восторга того, какой заговор, по ее мнению, мы затеваем, хотя на самом деле я просто наблюдаю за этими розовыми «трахни-меня» губами.

— Допустим, есть причина, по которой мамочка не пригласила их сюда сегодня. Квартира больше не считается подходящим местом для их, кхм, игр после ремонта. Они наводят священный ужас. — она произносит последние слова одними губами, и я разрываюсь между тем, чтобы следить за ними и удивляться тому факту, что она все еще называет свою маму Мамочкой. Это служит неприятным напоминанием о том, насколько она молода.