Они проезжали по узким улочкам с обшарпанными магазинчиками, мимо скоплений крошечных европейских машин, мимо тротуаров, переполненных людьми. Первое впечатление от города их разочаровало, и они жадно вглядывались в прохожих, делясь впечатлениями обо всем необычном: случайный хасид [12] в широкополой шляпе и длинном сюртуке, в брюках, заправленных в носки; солдаты с автоматами через плечо, араб в бело-черном головном платке, перевязанном черным шнуром. Затем они свернули за угол и выбрались на широкую улицу. Дома стояли только с одной стороны, а с другой простиралась долина, в конце которой высились старые городские стены, на этот раз как на картинке.

Гиттель притормозила.

— Это Старый Город. Любуйтесь.

— Он прекрасен, — сказала Мириам.

Ребе не сказал ничего, но глаза его сияли.

— Мы будем жить далеко отсюда? — спросила Мириам.

— Прямо за углом. Будете это видеть каждый день и не устанете.

Отец и сын пожали друг другу руки, похлопали друг друга по спине и разошлись на шаг, чтобы получше видеть. Дэн Стедман и в самом деле собирался поужинать в «Гриле», где можно было показать сыну важных людей — жену британского консула, первого секретаря американского посольства. Он не был снобом, но очень хотел, чтобы сын хорошо о нем думал. Но потом Дэн передумал: знакомые могли вмешаться в разговор, а он хотел этим вечером побыть с сыном наедине.

Увидев, как одет Рой, он страшно обрадовался, что не заказал в «Гриле» столик заранее: метрдотель Аврам обязательно бы стал возражать. Поэтому Дэн предложил пойти в «Артист Клаб» — и не пожалел: несколько молодых посетителей были одеты так же, как его сын.

Дэн рассказал Рою новости о матери, дяде Хьюго и тете Бетти, описал ситуацию в Штатах, погоду («Самая жуткая зима за несколько лет. Как хорошо, что ты оттуда уехал») и свои планы.

— Хочу побыть в Иерусалиме, потом поеду в другие города: Хайфу, Тель-Авив и прочие помельче, может, даже в киббуцы. Но есть проблемы. Понимаешь, покупка новой машины займет несколько месяцев, а аренда оставит меня без гроша.

— Почему не взять подержанную?

— Ну, знаешь, можно на такую нарваться… А если взять с собой специалиста, кто знает, вдруг он в сговоре с продавцом…

— Есть один тип по фамилии Мевамет, — его рекламируют в иерусалимской «Пост», может, и в других газетах, я их не читаю, — так вот он дилер, продает и покупает машины. А ситуация сейчас такая, что, если продаешь машину, можно получить за нее больше, чем заплатил.

— Мевамет? — повторил Дэн. — Странное имя.

— Ну да, «из смерти», так? Мой иврит не так хорош, но это я знаю.

— Точно, — кивнул отец. — Можно заглянуть к нему. Я уже искал, правда, не здесь, а в Тель-Авиве, и нашел лишь кучу драндулетов.

— Правда? Давно ты здесь, пап?

Дэн покраснел и беззаботно соврал:

— Ну, пару дней. Я хотел повидать кое-кого в Тель-Авиве, а потом приехать в Иерусалим и встретиться с тобой. Понимаешь?

— Конечно. — Рой ничего не понял, ко не захотел признаться. Ему пришло в голову, что «кое-кто» мог оказаться женщиной.

— Мать говорила, тебе здесь не нравится, — сменил тему Дэн.

— Ты знаешь, как это бывает, — вздохнул Рой, потягивая кофе. — Ребята, да и девушки здесь строят из себя героев. Знаешь, типа техасцев в Штатах. Ну а здесь — еврейские техасцы. Можно подумать, каждый из них лично выиграл Шестидневную войну. Вечно спрашивают, как тебе понравился Израиль, а если пустишься рассказывать, как он прекрасен, либо глупо ухмыльнутся, как будто удивляясь, либо примут такой вид, будто ты попал в точку, — хотя, по-моему, просто удивятся, что такой болван может что-то понять. Но если, упаси Господь, скажешь слово критики — например, что люди вывешивают на крыльце свою постель и выбивают коврики на главной улице, или про повсеместных попрошаек, — они взвиваются на дыбы и начинают объяснять, что так положено по Библии. Опять же про попрошаек: я сказал, что кто-то все время пытается выманить у тебя деньги, а эти парни говорят — в Библии сказано проявлять щедрость, и нищие помогают нам быть щедрыми. Они как бы вынуждают тебя просить благословения.

Отец рассмеялся.

— Ну, новая страна…

— Ага, но она не одна на свете, и мир не создан только для того, чтобы ей помогать. И вечно они нарываются. Почему американцы вторглись во Вьетнам? Почему мы притесняем негров? Почему не помогаем бедным? Почему позволяем загрязнять реки и озера? Все время приходится защищаться.

Дэн вопросительно взглянул на него.

— А ты разве не жаловался на то же самое?

Рой вспыхнул.

— Да, но они так это спрашивают, что если ты с ними согласен, то как бы их надуваешь. И вечно все преувеличивают: если пытаешься объяснить все как есть, то скоро приходится защищать все американское, даже то, против чего ты всегда выступал. А какие замкнутые! С трудом допросишься, который час. Особенно девчонки. Пытаешься назначить свидание, а они вечно на ланче.

— А другие американские студенты?

— Они не из тех, с кем бы я общался в Штатах, вот что я скажу, — ответил Рой. — Все в одинаковом положении, как девочки на танцах, что у стены пытаются развлечь друг друга. А ребята здесь ведут себя так, как будто делают девушкам одолжение, если те с ними здороваются. Что до меня, я в основном общаюсь с арабскими студентами.

— С арабскими студентами?

— Ага. Но не волнуйся, пап, это нормально — дружить с арабами. Кстати, многие израильтяне считают, что они ближе к арабам, чем к нам: ведь те тоже израильтяне.