— Короче, вот почему ребе Дойч был так популярен. Я слышал, как он однажды председательствовал на собрании. Он манипулирует голосом, если вы меня понимаете. Очень впечатляет. У нас священник носит облачение, у вас — нет, поэтому вам приходится действовать голосом и манерами. Форма дисциплинирует, спросите любого полицейского.

Ребе взглянул на синюю фуражку шефа, лежавшую возле него на полу, и сказал с улыбкой:

— Шеф полиции Иерусалима, по крайней мере тамошний инспектор, носит вот это. — И он коснулся ермолки у себя на голове.

— Правда? То есть это часть формы? Он носит ее на улице?

— Нет, на улице у него такая же фуражка, как у вас. Только в своем офисе…

— Вы видели его в офисе? Вы что, оказались замешаны в какое-то дело?

Ребе ухмыльнулся.

— Не совсем. Там случился взрыв, а я кое-что знал, и меня допросили.

— Взрыв! И вас допрашивали в полиции?

— Да, это можно назвать допросом, — улыбнулся ребе. — Но спрашивали в основном насчет моих религиозных взглядов. Инспектор сомневался в моей ортодоксальности.

Шеф полиции в изумлении покачал головой.

— Полицейский расспрашивал о религиозной ортодоксальности? Что же это за место, где полицейский беседует с раввином о религии? Разве это его дело?

— Именно такое место, — ответил ребе, — и так бывает не всегда. Просто попался особенный полицейский.

— Но вы говорили о взрыве. Значит, там было опасно?

— О, нет.

— Послушайте, сэйлемский настоятель собирает группу паломников в Ирландию, Рим, а затем в Святую Землю. Моя жена собирается ехать, и я согласен отпустить ее. Но если там опасно…

— О, там не опасно, — заверила Мириам. — Для нее, — добавила она. — Но для нас…

— А какая опасность была для вас? — спросил шеф.

Мириам взглянула на мужа. Он улыбнулся.

— Для нас всегда есть опасность не вернуться обратно.