Покрепче сжав пакет молока, я стараюсь сосредоточиться на рабочей рутине. Но стоит выйти из подсобки, как тревога накатывает снова. А что, если тот мужик по-прежнему здесь и все так же таращится на меня через эти свои круглые очки серийного убийцы?

Ханна раздраженно оглядывается через плечо, совершенно не замечая моей паники. Я поднимаю пакет с молоком повыше, как белый флаг, затем ставлю его на верхнюю полку холодильника.

А потом оборачиваюсь и оглядываюсь. Сердце бешено колотится.

Хоть бы его здесь не оказалось!

Обвожу взглядом зал кофейни.

Прошу, заклинаю, пусть его здесь не будет!

Его и правда нет. Облегчение накатывает горячей и теплой волной.

– Если собираешься исчезнуть, хотя бы предупреждай заранее. – В голосе Ханны слышится плохо скрываемая злость. – А то народу сегодня уйма.

Вообще-то нет. В промежутке между обеденным перерывом, когда посетителей и впрямь хватает, и временем закрытия в кофейне всегда наступает странное затишье. Занято всего лишь несколько столиков; за одним сидит пожилой джентльмен по имени Джордж, непременно устраивающийся у окна с кроссвордом, за другим – компания мамочек, которые обмениваются свежими сплетнями за стаканчиком обезжиренного латте, параллельно укачивая на коленях младенцев, а за третьим притулилась студентка колледжа: целиком сосредоточившись на экране ноутбука, она что-то быстро выстукивает на клавиатуре.

– Угу, – откликаюсь я, демонстративно оглядывая практически пустую кофейню, – прямо не протолкнуться.

Колокольчик над дверью звякает. Это Ричард. Вот радость-то. Я тут же нахожу себе занятие – принимаюсь чистить кофемолку. Ричард обходит вокруг стойки и, как и всегда, встает слишком близко – я чувствую запах дешевого лосьона после бритья. Однако он мой босс, поэтому про личное пространство напоминать как-то не с руки. Я поднимаю взгляд:

– Что-то не так, Ричард?

– Вы с Ханной поменяетесь завтра сменами. Выйдешь с утра.

– Но я сегодня до вечера, к тому же я на этой неделе все дни открывала и закрывала кофейню.

– А Ханне надо готовиться к экзамену, – пожимает плечами босс.

Я оглядываюсь на Ханну – та вытряхивает крошки из витрины с маффинами и делает вид, что вообще не слышит нашего разговора.

– Лето на дворе. У нее нет никаких экзаменов.

Ричард лезет в холодильник за лимонадом, и я замечаю мокрые пятна у него под мышками.

– Ну, у нее дела по учебе, поэтому она очень просила.

Не сомневаюсь. По учебе? Во «Флитс» проходит студенческий вечер, и я готова на недельную выручку поспорить, что Ханна попросила поменяться сменами, чтобы отправиться туда и хлестать текилу, пока из ушей не польется. Но если Ричард и в курсе, ему наплевать.

– Ладно, – откликаюсь я, потому что спорить бесполезно – разве что начать флиртовать с ним, но одного взгляда на эти ручьи пота достаточно, чтобы отбить всякое желание кокетничать.

Компания мамашек уходит, и я принимаюсь вытирать их столик. Господи, на этой работе чувствуешь себя персонажем «Дня сурка» – подал кофе, вытер столик, загрузил посудомойку, и так по кругу. Но если Дарси предложит договор на публикацию, все мои страдания окупятся.

Когда я прохожу мимо, Ричард замечает:

– Ты такая красотка, Элоди. Тебе стоит почаще улыбаться.

Мне отчаянно хочется сказать: «Я и улыбаюсь, просто не тебе». Вместо этого я молча расплываюсь в ответной улыбке – потому что именно так должны вести себя хорошие девочки, если не хотят вылететь с работы.

Следующие полчаса Ричард и Ханна напропалую флиртуют, а затем, едва за боссом закрывается дверь, моя напарница заявляет:

– Я на перерыв.

Дождавшись, пока она уйдет, я вытаскиваю из витрины бискотти и как бы невзначай прохожу мимо столика Джорджа. Старик неспешно потягивает кофе, ломая голову над очередным кроссвордом. До выхода на пенсию Джордж трудился уличным сапожником, а теперь коротает дни за одним и тем же столиком возле окна с карандашом в руке. Я ловким движением подсовываю ему стащенное печеньице, и Джордж поднимает влажно блестящие голубые глаза.

– У тебя будут неприятности, – предупреждает он.

– Только если вы кому-нибудь расскажете, – улыбаюсь я.

Джордж – наш самый милый и преданный посетитель, и он всегда оставляет чаевые, хотя ему почти восемьдесят и он давно на пенсии.

– А не подскажешь ли: «Ощущение, что вот-вот произойдет что-то плохое», двенадцать букв?

Я медлю пару секунд, перебирая в уме подходящие слова.

– Предчувствие.

Старик медленно кивает, берет вместо карандаша шариковую ручку и осторожно вписывает буквы трясущейся рукой.

– Смелый вы человек, Джордж, – замечаю я лукаво. – Чернила-то не сотрешь.

Он с улыбкой разворачивает бискотти и разламывает пополам.

– Раз уж мы с тобой сообщники, – говорит он, протягивая мне кусочек, – я тебе полностью доверяю.

Кофейню я закрываю сама. Еще светло, но я все равно стараюсь управиться побыстрее, чтобы успеть на пробежку по парку до того, как стемнеет. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, и в этот момент снова чувствую на себе чей-то взгляд. Несмотря на жару, по спине ползет колючий холодок. Я оглядываюсь – и сердце пропускает удар. Это он. В каких-то пятидесяти метрах от меня, все в той же темной куртке и джинсах. А от стекол очков отражается солнце, так что он сейчас и вовсе похож на какую-то нечисть.