Мальчишка и не думает таять от моего благородства.

– Тогда кидай.

Я даже не пробую защищаться. Снег забивается в ноздри, в уши. Пытаюсь убрать его – и вдруг слышу всхлипывания. Этого еще не хватает! Просто смешно.

С трудом протискиваюсь в дыру и извлекаю на свет сжавшегося в комок мальчишку. Он зарылся с головой в ворот потрепанного пальто и гудит что есть мочи. Я опускаюсь на корточки, не знаю, что делать. Нашелся, «охотник», довел ребенка до слез из-за каких-то снежков. Драная шапка у мальчугана съехала на бок. Я поправляю ее.

– Ну, перестань, перестань. Я тебя не обижу. Испугался, да?

Мальчишка мотает головой, не соглашаясь, сверкает на меня одним глазом и бурчит:

– Больно же тебе.

Я не сразу понимаю, о чем это он. Паренек смотрит на саднящуюся от снежков кожу лица.

– Пустяки, братишка.

Острое, как у зверька, лицо вылезает из воротника. Под глазами темные разводы, как у тяжелобольных стариков.

– Ты тоже мне вдарь как следует, – предлагает это чудо, глядя исподлобья и подставляя щеку.

– Ты что, сумасшедший? Просто смешно.

– Хоть уши надери, ты же хотел, – снова всхлипывает мальчишка, снимая шапку.

– Ты, братец, кончай, – вконец теряюсь я, натягиваю ушанку на его глупую голову. – За фашиста меня принимаешь?

Мальчишка недовольно хмурится.

– Пойду я тогда.

– Погоди… Зовут-то тебя как?

– Ну, Лешка…

Это как удар, похлеще снежка в лицо. Я был уверен, что это имя умерло в детстве, вместе с моим братом. Иногда кто-то на улице окликал: «Лешка!» Я оглядывался, по привычке искал знакомые глаза… Кругом были чужие. Я говорил себе: «Это не Лешка». А теперь вот он, другой ЛЕШКА, пристально смотрит на меня – и от этого взгляда не увернешься.

– Леша… – осторожно произношу знакомое имя. А ты знаешь, что в лесу водятся большие муравьи? Желтые такие…

Он кивает:

– Видел я их, сколько раз. Я всех муравьев в лесу знаю. Мой брат тоже их хорошо знал. А я нет.

– И термитов знаешь? Лешка подумал немного.

– Кого?

– Муравьев таких, еще здоровее, чем желтые. Они в Южной Америке живут. Дома строят… побольше твоей крепости. Хищники страшные. Попадешь к ним – заживо съедят.

Лешка испытующе смотрит на меня.

– А не врешь? Таких не бывает.

– Не врешь. Я всю жизнь мечтаю посмотреть на них. Один раз, маленьким, даже пробовал сбежать туда. Представляешь, весной по ручью за корабликом шел. В валенках. Только уж очень далеко эта Южная Америка.

Мы солидно молчим, поглядывая друг на друга. У Лешки на лице от слез остались грязные бороздки. Мне хочется сделать ему что-то хорошее. Отряхиваю его от снега. Он недовольно морщится и внимательно смотрит на меня.

– Ты теперь не бойся, ходи с этой… Ну, своей.., – солидно говорит Лешка. – Я стрелять по вас не буду.

– Ты кидай, только в воздух, как салют.

Я леплю снежок и запускаю его высоко-высоко. Он сверкнул в лунном свете – и не вернулся.

– Значит, мир… братишка? – протягиваю я руку. Лешка высовывает из кармана промерзшую ладошку.

Я пожимаю ее осторожно.

– Варежки у тебя где? Дома забыл? Лешка торопливо кивает.

– Теплее надо одеваться, нечего фасонить в таком пальто. Тем более пост у тебя важный.

Мальчишка охотно соглашается. А я ловлю себя на том, что говорю с мамиными нотками. Просто смешно.

– Замерзнешь. Беги домой.

Лешка ни с места. Я ухожу, помахивая рукой, а он все стоит, сгорбившись, как старичок.

Бреду по пустынной улице, настроенный сразу на три видеофона. Наташка читает своего Чехова, устроившись с ногами в кресле. Вот она хмурится и смотрит в окно, почувствовав, что кто-то заглянул к ней… Мама бесшумно ходит по комнате, недовольно поглядывая на будильник. Сколько пытаюсь убедить ее, что я уже взрослый, не надо дожидаться меня. Бесполезно… Лешка все стоит и смотрит мне в след. Почему он такой заброшенный? С трудом удерживаюсь, чтобы не повернуть назад. Что я себе навыдумывал. Пацаны всегда стараются надеть на улицу, что похуже, – удобней валяться в снегу, кататься с горки. Это я просто хочу пожалеть его… или себя. Просто смешно.

…Если старший брат Лешка долго не приходил из школы, я не мог найти себе место. Нудная, как зубная боль, тоска гнала из дома. Она не проходила, пока не слышались веселые шаги. Тут нужно было спрятаться и неожиданно напасть на брата, чтобы отомстить за свои мучения. Однажды, сидя за поленницей, я услышал вместе с Лешкиными чужие шаги.

Осторожно выглянул из-за дров – и увидел, как брат, привстав на цыпочки, чмокает в губы девчонку выше его ростом. Просто смешно. Закипающее чувство ревности и тревоги подсказало, что делать. Я слепил крепкий снежок и залепил в голову «невесте». А потом обкидал снежными снарядами растерявшегося брата, который позволял себе преспокойно гулять с девицами, когда я жить без него не мог.