Под конец перестрелки презренные перевязали раненых и унесли погибшего, а Принц осмотрел оружие противников: с маркировкой той самой фабрики, где использовали почти бесплатный детский труд. К нему из переулка вышло в два раза больше слуг, чем заходило с этой стороны. Они успешно взяли в плен несколько багровых «дипломатов» и вынесли также всего лишь одного погибшего: прискорбно, но без жертв никуда.

После краткого допроса, бандиты подтвердили опасения Тринадцатого: толстяк поставлял оружие и тем, и другим, стараясь извлечь выгоду даже из смертей его людей. Если бы у врагов были бы пороховые пушки – никто бы не погиб…

Солнце застыло в зените, когда Принц прибыл к мануфактуре с частью боеспособных воинов. Подходы были усеяны трупами как пешек Синдиката, так и презренными. К счастью, Тринадцатый предусмотрительно укрепил охрану, поэтому атаку удалось отбить. Он приказал своему отряду позаботиться о раненых и убрать тела, а сам поднялся в кабинет под испуганные взгляды детей.

Мужчина безрассудно выбил дверь ногой, и застал свинью спешно собиравшей вещи. Она потянулась за пистолетом, но выстрел эймы проплавил плечо. Бизнесмен повалился, покатился по своему драгоценному ковру, измазывая выделениями. Принц подошел и добил бизнесмена точным выстрелом в лоб. Пуля пробила череп, вывалив мозг. О чем гаденыш думал?

Повисла гробовая тишина: визги прекратились, станки не трещали, но раздался скромный вздох из угла. Прежний парнишка наблюдал за происходящим, прикрывая уже новые синяки. На лице ребенка не дрогнул даже один мускул: то ли был привыкшим к крови, то ли от природы безэмоциональным, но так или иначе он мог бы пригодиться. Тринадцатый кивком пригласил проследовать за ним и, не оглядываясь, спустился в цех.

Дети заинтересованно выглядывали из-за верстаков. Принц оповестил, что они могут идти по домам, но предложил работать на него за большую плату, а затем отправился в свое убежище вместе с подростком. Позже тот рассказал, что его продала овдовевшая с началом войны мать еще в совсем малом детстве. Даже имени своего он не помнил…

…

Война закончилась. Прошли годы. И зажатый подросток стал серьезным воином, которого назвали Люпусом. Тринадцатый лично занимался обучением – в эти минуты он ощущал себя ближе к отцу; и всем сердцем радовался, когда парень в поединке едва не одолел его не хитростью, но силой, однако мастерство Принца все же одержало верх.

После того занятия они сидели на покосившейся лавочке и болтали, просто и беззаботно, о преданиях, героях и злодеях, оборотнях. Было приятно иметь кого-то, кому можно было доверять помимо Альфреда. И тем удивительнее, что им стал обычный оборванец. Возможно, даже среди черни попадаются самородки, возможно, жизни в достатке достойны и презренные, достойны возможности развивать таланты, чтобы вернуть величие Орзоку.

Тринадцатый снял фамильный перстень, надел ученику на мизинец – единственный палец достаточно тонкий – и предложил быть отныне претором, верным спутником и стражем, на что получил одобрительный кивок и улыбку, столь редко появляющуюся на его лице.

Ночью они с горсткой бойцов вломились в резиденцию, принадлежащую Принцу по праву крови, которой, к слову, в тот день было пролито не так много. В доме не оказалось члена совета, а все комнаты были покрыты пылью и пустовали – вся мебель была вынесена подчистую. Зато в подвал, видимо, тоже никто долгое время не заглядывал. Там стояла заветная статуя орла, и Тринадцатый доверил Люпусу честь просунуть в клюв руку. Птица сложила крылья, открыв лестницу, в конце которой была спрятана комната, забитая золотом, алмазами, аметистами – она сверкала разными цветами, ласкающими взгляд. А истинной жемчужиной было подобие алтаря в центре: молящаяся фигура держала позолоченный кинжал с нефритовым глазом на рукояти, а лезвие украшали разводы морской волны…

Дверь в лавку распахнулась. Рамка, висевшая на гвозде, упала на пол, обнажив фотокарточку. Чей-то ботинок придавил изображение двух мужчин: седеющего с тростью, и мускулистого, поддерживающего локоть другого. Пассье выгнул бровь и резко развернулся, отпустив торговца. Тот свалился и сплюнул на пол, образовав мутно-красный сгусток с чуть белым выступом.

Гигант из дверного проема проревел что-то несуразное и устремился на незваного гостя. За мгновение он проскочил добрых десять метров и врезался в Пассье, перекинув через прилавок прямиком на стеллаж с антиквариатом. Каскад драгоценнейших произведений накрыл парня, сдавленно хватавшего воздух, но его рука успела подхватить особо примечательный экземпляр: три человека заливали алой жидкостью колодец.

Через секунду сосуд разбился о лысую голову великана, придавив лицом к красному дереву. Удар оказался сильным, но недостаточно – мужчина попытался подняться, сверлив взглядом оппонента: холодного молокососа с уродливым шрамом на щеке. Пассье воспользовался промедлением: схватил одной рукой лоб, а другой – септум быка, усилием спины вырвав кольцо из мягких тканей носа. Амбал вновь взревел, но уже от боли; его глаза горели ненавистью, пока один не выбил серебряным украшением юноша. Противник со стонами согнулся в четверть. Вся мощь покидала тело сквозь раны.

– О нет! Прошу, с-с-смилуйтесь, я заплачу… Заплачу! – раздались всхлипы из-под обуви Пассье.

– С процентами, – выдавил он, бросив окровавленное кольцо.

– Д-д-да… конечно, возьмите деньги из кассы… Там… – мольбы прервал приступ кашля, но когда старик был готов продолжать, в продолжении уже не было необходимости. Молодой человек достал купюры из хранилища и направился к выходу, перешагнув пресмыкающегося словно змею.

– Тринадцать тысяч марок. Остальное можешь потратить на восстановление, – выпалил Пассье и скрылся за порогом в темноте.