Шрифт:
– Это потому ты помог мне? – тихо спросила она.
– Связываться с ними не хотел. А про награду они сообщат нужным людям, те всей бандой ночью нагрянут. Прибьют ещё, они же мародёры.
– А ты почему в мародёры не пошёл?
Герд неожиданно серьёзно подобрался и не сразу ответил.
– Мы с братом мечтали учиться пойти, деньги откладывали, недоедали. Уважаемыми людьми хотели стать, богатыми. Отобрали у нас деньги. Плохое это дело, у беззащитных отнимать деньги и жизни. Не моё это.
– Что же, ты так всю жизнь прожил сиротой? Ни семьи, ни брата? – с сочувствием произнесла она.
– Никак не пойму, ты либо что-то хочешь от меня, либо решила пожалеть меня, – встрепенулся Герд. – Второе лучше, пожалей меня, готов снять штаны, но только по-быстрому, не испорти прическу.
– Герд, если все пройдет хорошо, я помогу тебе, – серьезно ответила девушка. – И брата найдем. Обещаю, твоя жизнь изменится. У меня есть для того все возможности. Помоги мне.
Ей было легко с ним, неожиданно легко общаться с гралийцем, вороватым парнем из грязных трущоб провинциального гралийского порта. Его желания просты и незатейливы, он просто хочет выжить в мире, где таких тысячи, где каждый ужин уже праздник, где приходится браться за любую работу, где порой рискуешь жизнью за пару монет, где всё, что у тебя есть, это молодость и здоровье, которые ты размениваешь за право дожить до зрелости, не до старости.
Она с радостью отдаст ему перстень, и даже больше, будет счастлива, если это позволит ему что-то изменить, пойти учиться и стать тем самым уважаемым человеком, завести дом и семью, прожить интересную жизнь, и не умереть раньше срока где-нибудь с проломленной головой за пару мелких монет.
Они вышли, когда полностью стемнело. До заката Герд отказывался даже нос из дома высовывать, заметят свои, позора не оберёшься. До барака добирались перебежками, сторонясь прохожих и теней. Аяна боялась, что женщин уведут из барака раньше срока, и ей не удастся ничем помочь. Это сродни помощи сестре, она не могла вернуться в тот день и освободить её из плена мохнатого гралийца, но может помочь другим, они тоже чьи-то дочери и сёстры. Ей их жалко.
Стража у барака та же, пять человек тихо переговариваются меж собой. На них неожиданно выскочил парнишка и не своим голосом завопил:
– Алесцийка! Там! Лови! С мечом!
Аяна кричала короткие фразы, чтобы не выдать чужеземного говора. Стражники напряглись и уставились на место, куда указывал паникёр. Там стояла тень «настоящей» южной женщины! Большая грудь, распущенные светлые волосы, голые руки и плечи, оттопыренный зад и короткий меч в руке, больше похожий на нож. Алесцийка, размахивала оружием, томно раскачивалась и принимала самые призывные позы. Мужчины сорвались с места, «женщина» рванула впереди.
На посту остался только один, он загляделся на погоню. Аяна осталась незамеченной и ударила рукоятью в затылок. Тот осел бездыханным телом на земь.
В бараке тихо, алесцийка вошла с высоко поднятым факелом и осветила помещение. В нос ударил запах немытых тел и испражнений. Невольницы спросонья поднимали головы и растерянно таращились на вошедшего человека. Они не связаны, могут перемещаться по бараку, но даже не помышляют о побеге. Покорно ждут своей участи, тихо переговариваются и жалуются на горькую долю.
– Живо собирайтесь и на выход, – раздался громкий голос.
Аяна засомневалась, она говорила на ригоронском, но здесь есть и гралийки, они испугаются чужой речи. С другой стороны, это их право. Она пришла за ригоронками.
– Я убрала стражников, у меня лодка и провиант, места всем хватит, – продолжала она на ригоронском.
Женщины испуганно переглядывались и ничего не понимали.
– Вы можете бежать отсюда, вернуться домой. Скорее, у нас не так много времени. Стражники вернутся, от всех я не отобьюсь.
Невольницы будто не разбирались в происходящем, вместо того, чтобы броситься к спасительным дверям, плотнее сбивались в кучу, кто-то уже захныкал, кто-то читал молитвы на мало понятном языке диких кочевых народов.
– Что же вы сидите? Говорю же, я подготовила нам лодку. Скорее на пристань, вы станете свободными, мы уйдём в море, где нас никто не достанет.
– Алесцийка, – наконец донеслось до её ушей и женщины в священном трепете отпрянули ещё дальше в барак.
– Да, алесцийка! Такая же женщина, как вы. Живо за мной, я вам помогу. Вставайте скорее, времени совсем нет.
Она продолжала говорить, потому что не могла остановиться, она кричала и требовала, чтобы те поднялись и вышли из барака, но минуты текли, время уходило, а невольницы так и не покинули свою темницу. От обиды и бессилия она готова была разорвать этих запуганных гусынь, они цеплялись за привычную неволю, упуская возможность вернуть себе свободу. Это помешательство самое настоящее, они алесцийку боятся больше, чём своих угнетателей.
– Никуда они с тобой не пойдут, – неожиданно раздался твёрдый голос в ответ.