Шрифт:
Кто пресёк попытки Риккона подозревать всех и каждого в измене Императору? Родион. Он завалил его тайными доносами, изощрялся так, что Конни заподозрил в заговоре себя и пришёл каяться к отцу.
В этом весь Родион. Не знаешь, то ли прибить его, то ли признать гением и хранителем семьи.
Праздник Весенних костров девочки встречали на башне. Вредные советы Родиона привычно подействовали, сёстры обоюдно решили, что не следует давать братцу лишний повод для радости и злословия. Алесцийки в эту ночь разводили костры, чтобы совершить любовный танец и призвать к огню своего избранника. Если женихов оказывалось больше одного, начинался целый ритуал выбора. Навстречу нежеланному жениху танцовщица выдвигала меч, он должен был покинуть костёр и поискать счастья у другой танцовщицы.
С высоты стены трудно рассмотреть подробности, как к месту пришлась бы зрительная труба Родиона. От множества огней всё сливалось в единую массу света и красок, сумрака и тёмных фигур людей. Хорошо видно только ближний ряд костров, потому девушки быстро приметили знакомую походку.
Аксил и Кентурси не собирались на праздник, старикам там не место, их костры давно позади. Но один из них так не считал. За Дедулей нетрудно проследить, он надел свой лучший кожаный жилет красного цвета, распустил кучерявую гриву и, опасливо озираясь по сторонам, метался меж костров. Где-то его вежливо просили отойти, где-то пинками выталкивали из круга. Аксил быстро перемещался дальше, девочки с волнением наблюдали за его действиями. Он смазал всё впечатление от праздника, они уже ловили не красоту и возвышенность момента, а очередную попытку старого проказника.
Дед не сдавался, с завидным упрямством штурмовал костры и сердца женщин, пока не случилась досадная заминка. Отсюда плохо видно, девушки вытягивали шейки, чтобы не пропустить финал драмы. Один из алесцийцев хорошенько дал в глаз престарелому сопернику, тот отлетел в зону другого костра, где был принят с неожиданным гостеприимством. Итоговая избранница затушила костёр, подхватила свалившегося жениха на плечо и бодро пошагала в сторону жилых строений. На фоне её массивного сложения Дедуля смотрелся беззащитно, его слабые попытки вернуть себе свободу вызывали сочувствие и горький привкус злорадства.
Аксил нашёлся спустя три дня. Смотрелся он жалко, пострадали причёска и одежда, в меньшей степени жилет, его он защищал от любой напасти. Беглец догадался вернуться в отсутствие Бабули, а быть может и сторожил, когда она наконец покинет дом.
– Дедуля, мы всё видели! – возмутилась Тенна.
Тот не слушал внучку, юркнул в дом нагулявшейся дворнягой, быстро погремел котелками, скинул одежду, залез в холодную бочку с водой, заскулил и попросил Аяну принести кусок мыла.
– Как ты мог, Дедуля? – не отступала Тенна. – А если Бабуля всё узнает?
– Тенна, – снисходительно заметила Аяна, – Бабуля и так всё знает. Он пропал в ночь Весенних костров. Трудно не догадаться.
– Это не то, что вы подумали, – намыливался дед.
– А что мы подумали?
– Я пострадавшая сторона. Мне приснился страшный сон, а потом оказалось, что это не сон. Представьте, как я испугался!
– А во сне ты метался между кострами? – хмыкнула Аяна.
– Девочка моя, тебе тоже снятся такие кошмары?
– Как она тебя терпит? – возмутилась старшая.
– Могу поспорить, если Кен узнает, оторвёт мне ногу, – охотно согласился он.
– Очень может быть, – злилась младшая. – Я бы даже поучаствовала в твоей ноге.
– А без ноги я никак не могу. Не смогу даже проводить вас в Ласцию. И к лучшему. Не люблю Ласцию, отвратительное местечко. Кен, кстати, по происхождению ласцийка. Вы знали? Там опасное море, пустынные пляжи со скучным белым песком, голышом можно купаться; голубая вода, прозрачная, всех морских тварей видно сверху, рыбачить можно голыми руками. А эти ловцы жемчуга? Противно смотреть, мускулистые, загорелые морские мужики. И жемчуг так себе, с ноготь. На рудниках грязища и воздух дурной. Только в Солнечных шахтах самоцветы, да и те не больше кулака. Нет, не поеду я туда. Без ноги, так без ноги.
– Гм…
– Спорим, мы ей не расскажем? – заинтересовалась Тенна.
– И не уговаривай, – фыркал он в ледяной воде. – На что мне мускулистые ловцы жемчуга? А там и до Падмиры недалеко. Нет, не по мне это.
– Мы поедем с Бабулей.
Аксил вылез и благодарно принял полотенце.
– Не поедет она, – торжествующе улыбался тот. – У неё в жару голова пошаливать стала. Кружится. Сказала, что только под зиму будет путешествовать. А сейчас весна. Не поедет.
– Спорим, что не расскажем? – хитро прищурилась младшая. – И не только не расскажем, но и вдруг вспомним, что видели с башни, как ты ушёл в лес с удочками и там заблудился на три дня.
– Нет, не поверит. Что мне делать в лесу с удочками? – капризничал бродяга. – Я пока отдохну, устал я, а вы придумайте что-нибудь. Течением там снесло, или ногу бревном придавило. Три дня нужно хорошо обосновать, чтоб от жалости не только вы, но и Кен расплакалась.
– Альфа-а-а-а-а!
От громкого вопля Росса сотряслись стены. Холодный пот покрыл кожу.
Мужчина с ужасом оглянулся по сторонам спальни. Один кошмар преследует его какую ночь, он всякий раз просыпается с криком, с трудом отличая явь от тумана сновидений. Где-то поблизости должен быть дым от погребальных костров, он даже чувствует запах гари и могильный холод на сердце. Во сне он снова вернутся в тот мир, где государство разрушено, с востока пришли гралийские воины, а северную стену проломили кочевые племена. Ригоронская армия погибла, ослабленная в междоусобных распрях с Родлоном Ялагром, его братом.