Шрифт:
– Купите саблю!.. Купите саблю!..
Не помогло. Единственное, на что согласились родители, это была небольшая игрушечная винтовка с деревянным некрашеным прикладом, из которой можно было стрелять пистонами.
С этой винтовкой, одев её на плечо и гордясь своим оружием, я прохаживался по двору, а то и бегал, взяв наизготовку, а также играл с мальчишками в войну. Приходя же домой, ставил винтовку в уголок у двери, где пролёживал бока наш замечательный лохматый пёсик – Пират, с которым я тоже любил гулять.
Помню песчаный пляж на местной речке Серет, купание. Помню высокое дерево, стоявшее на другом берегу, и смельчаков, которые, взобравшись на него, прыгали в воду. И страшные рассказы о том, как некто поспорил, что сможет спрыгнуть на газету, постеленную на воде, прыгнул и разбился.
Однажды папа купил удочки, и мы вдвоём отправились на рыбалку. Расположились у моста. Тут же рядом рыбачили мальчишки лет по 12–14. И что удивительно – они таскают рыбу за рыбой, в основном ершей, а у нас даже не клюнуло ни разу. Долго мы сидели в полном унынии. Потом догадались к мальчишкам за советом обратиться: почему, дескать, у вас ловится, а у нас – нет? Те подошли, присмотрелись к нашим снастям. Оказывается, на наших лесках не было… грузил!
Даугавпилс
При переезде в Даугавпилс пришлось расстаться с Пиратом. Отдали соседям. А он, верный пёсик, вырвался у них из рук и бежал за увозившей нас машиной до самой станции. И уже хотели мы взять его с собой. Да что-то не получилось. Не было ящика, что ли, где бы он мог скоротать поездное время…
Военный городок, в котором нам предстояло жить, располагался в старинной крепости едва ли не Екатерининских времён. Адом наш соседствовал со сквером, посреди которого торчало чугунное, опоясанное цепью сооружение вроде памятника. Далее за этим зелёным оазисом культурного отдыха представительно желтел дворцовый фасад лётного училища, для преподавания в котором и был направлен сюда папа. Тут же, правее сквера, находились госпиталь и медсанчасть, где нашлась работа для мамы.
Ни в какой детский садик меня уже и не пробовали устраивать. Двор, улица, крепость и даже самолётное кладбище, что за крепостью, являлись привычным ареалом моего обитания.
И до чего же было интересно лазить по белёсым, под цвет летнего выгоревшего неба, остовам уже отлетавших своё истребителей. Резкий запах полевых трав, авиационного бензина и раскалившегося на солнце дюраля. А в кабинах полуразрушенных гигантов разбитые индикаторы вывороченных приборов, провода и проводки. И особенное удовольствие – проползти на пузе по горячему крылу самолёта и спрыгнуть в буйное разнотравье, даже не задумавшись, есть ли там крапива.
Безопасно ли такое времяпрепровождение для ребёнка четырёх-пяти лет? Не очень. Но родители были довольно снисходительны к моей вольности, может быть, доверяя ранней разумности, но, скорее всего, за отсутствием вариантов.
Помню, их не обеспокоил даже мой самодельный меч, сделанный, как и у прочих мальчишек нашего двора, из железной полосы. Рукоять его, для удобной хватки, я обмотал ровными рядами проволоки, чередуя синюю и белую изоляционные оболочки.
Оттачивали мы своё оружие на асфальтированном тротуаре, а потом сражались и умели с большой лихостью вгонять его во всевозможные деревянные настилы, в том числе дощатые полы своих квартир.
Поселили нас в доме коридорного типа на первом этаже. Два небольших окна в начале и конце коридора давали слабый, тусклый свет, а за полным отсутствием электрического освещения и парового отопления вдоль сырых облупленных стен в течение всего дня струился прохладный полумрак. В этом коридоре мы, дети, вершили свои первые обмены открытками, собирательство которых было популярно.
Особенно удачные сделки выходили у меня с моим глухонемым знакомым лет двадцати, который и согласие своё и неодобрение выражал неизменно мычанием. У него было много латвийских и немецких, очевидно, трофейных открыток, которые по превосходству перед отечественными картонными обладали ярким глянцевым блеском и приятной плотностью. Да и сами изображения были не в пример интереснее.
Помню, как на первомайский праздник родители подарили моему брату Саше, который старше меня шестью годами, подростковый велосипед «Орлёнок» и он, посадив меня на багажник, гонял по городку. А я, не удержавшись при повороте, свалился на дорожку сквера и разбил голову.
И всё-таки этот звонкий, синий, солнечный день запомнился как что-то очень и очень радостное. И потому что были мы вместе: родители, брат, сестра. И потому что народ гулял, веселился. И благодаря концерту, в числе номеров которого был танец с лентой, исполненный юной гимнасткой.
Одетая в чёрное спортивное трико, девушка была на редкость изящна, тонка и буквально порхала над импровизированной сценой, сооружённой из обыкновенного грузовика с откинутыми на три стороны бортами. И казалось поразительным, как она умудряется не запутаться в причудливо извивающейся, кружащейся ленте.
Можно ли сомневаться, что мне, мальчишке, выросшему на улице, неоднократно доводилось быть покусанным дворовыми собаками. Впервые со мной это произошло именно в Даугавпилсе. И с какой же радостью мчался я в медсанчасть на очередной укол от бешенства, зная, что в качестве поощрения получу от мамы кулёк сладких разноцветных горошин – поливитаминов.