Зуева оценила мой совет и, оставив в двери ключ, быстро шагнула ко мне. Заходить в мой кабинет она не стала, она просто погладила меня по щеке и благодарно улыбнулась.

Следующие два часа я, как проклятый, стучал пальцами по клавишам машинки. Потом вынимал отпечатанные страницы, перекладывал чистые листы копиркой, вставлял их в машинку и снова стучал.

К начальнику следственного отделения Октябрьского РОВД я зашел почти вовремя.

Ни Валентина Викторовна, ни Тонечка препятствовать мне не стали. Хотя Данилин в кабинете был не один.

— Заходи, Корнеев! — поставив чашку с недопитым кофе, майор потянулся к пачке болгарской махры, — Показывай, чего ты там накропал, а мы с Ириной Анатольевной посмотрим!

Я пожал плечами и без приглашения сел напротив майора Алдаровой, которая выпустила в мою сторону струю вонючего дыма и ощерилась своей желтозубой улыбкой.

Сдать дела в прокуратуру, вопреки ожиданиям моего руководства, удалось легко и безболезненно. Заместитель прокурора, осуществляющий контроль за районным следствием, отсутствовал по причине отбытия на совещание в город. И я всю свою макулатуру, подшитую в три корки, с лёгким сердцем оставил у его секретаря.

Но в отличие от зама по следствию, помощник райпрокурора Копылова была на месте, а это значит, что миновать разговора с ней у меня сегодня не получится. Так-то оно мне не шибко нужно и свалить из прокуратуры по-тихому возможность у меня была. Однако, в силу ряда обстоятельств, мебель в новую квартиру Гриненко пока еще оставалась неполученной. Соваться же в логово мебельных торгашей, не выяснив, как меня там встретят после бабьего собрания на кухне у Паны, я счел верхом легкомыслия. Наталья вполне могла нажаловаться папеньке, а тот, в свою очередь, запросто мог порушить прежнюю свою протекцию относительно мебелей. И тогда торговые коррупционеры встретят меня не уважительными улыбками, а, в лучшем случае, оскорбительным непониманием. Вперемешку с обидными словами. И тогда, при моём принципиальном характере, вполне возможен конфликт. А мне этого сейчас совсем не нужно. Сейчас я должен быть тих и чист. Как моя ни разу не надёванная парадная рубашка.

— Разрешите? — нарочито подобострастно приоткрыл я дверь натальиного кабинета.

То, что я увидел внутри служебного помещения, меня не порадовало. Вместо одной мамзели, в нём оказалось аж две. И обе они увлеченно поглощали покупной бисквитный торт, запивая его духовитым чаем. Кроме торта, на столе небрежно возвышалась полукилограммовая горка конфет.

— Явился, не запылился! — вместо приветствия и с нескрываемым раздражением фыркнула Злочевская в ответ на моё вежливое «Здрасте!», — Долго жить будешь, Корнеев! Тебе по пути сюда не икалось?

Из злорадного, но искреннего поношения Нюрки я понял, что уминая бисквитные углеводы, эти две барышни только что мыли мои кости. А учитывая все сложившиеся обстоятельства и уже упомянутые события, надеяться на то, что присутствующие прокурорши поминали меня добром, не приходилось.

— И икалось, и кашлялось, Нюра! — решив не прекословить злобствующей девице, покорно согласился я со Злочевской, — Ты не поверишь, но за сегодняшнюю ночь я так и не уснул ни разу!

— Чего это тебе не спалось? Совесть мучила? — с пропитанной недоверием язвительностью прищурилась подруга дней моих суровых, доармейских. — И сколько тебе уже говорить, Корнеев, никакая я тебе не Нюра! Не смей меня так называть, иначе ты у меня наплачешься!

Пока подруга и коллега исходила ядом и сверкала в моём направлении огненными всполохами недобрых зелёных глаз, Наталья свет Сергеевна Копылова по-прежнему хранила гордое молчание. Упорно делая вид, что происходящее ей ничуть не интересно. В мою сторону она только лишь изредка бросала быстрые и косые взгляды. Наивно полагая, что я того не замечаю.

— Ты, Нюра, девушка, безусловно, красивая и во всех отношениях приятная, но сердишься на меня совершенно напрасно! — легкомысленно проигнорировал я угрозы Злочевской, — И насчет совести моей ты тоже зря беспокоишься! Она у меня, не в пример тебе, старушка покладистая и потому я с ней в ладах. И, стало быть, Нюра, я почти всегда могу с ней договориться! — терпеливо продолжил я увещевать свою бывшую, но такую скандальную подружку.

— Дурак! — не желая успокаиваться, взвизгнула она и даже притопнула ножкой от возмущения, — Скотина! Я Анна, а не Нюра, ты понял меня, придурок?!

Не удовлетворившись озвучеными критическими эпитетами, Злочевская в запальчивости схватила с натальиного стола лежавшую россыпьюна «Известиях» горсть конфет. После чего швырнула ими, целясь мне в голову.

Немудрено, что от всего роя карамельной шрапнели уклониться мне не удалось. На автомате поймав одну, я машинально успел порадоваться, что Анька не сделала выбор в пользу каких-либо чайных принадлежностей или, того хуже, чайника с кипятком.

— Вот, что ты за человек такой? Сначала ты меня хладнокровно бросила и сердце мне разбила! А теперь еще и конфетами кидаешься?! — неодобрительно покачал я головой, шелестя фантиком, — А ведь ты, Нюра, всю жизнь мою тогда переломала! Я из-за твоего подлого коварства теперь ни с одной девушкой нормальных отношений выстроить не могу! Если бы ты тогда мою мужскую психику не порушила, я бы уже давно на Наталье женился! Это же я по твоей милости перестал девушкам верить и ни с одной из них определиться не могу! — с глубокой печалью в голосе выдохнул я и, с не меньшей грустью глядя на Копылову, положил «Раковую шейку» себе в рот.