Вдруг у Анны зачесался нос. Руки болтались гирьками снаружи, нос уже исчез, но все равно продолжал чесаться — причем так сильно, как до того у Анны ничего в жизни не чесалось. Даже в детстве, когда не удавалось чихнуть. Она попыталась поскрести лицом стенку духовки, но стало только хуже. На стенке отпечаталось Аннино лицо.

«Незадача, — удивилась Анна. — Как же так? Если Бог есть, то отчего чешется нос?» Вдалеке каркнула ворона. Анна почувствовала на руках ребенка. Вдруг она похолодела: «Разве что Бога нет?.. Но этого не может быть! Не может быть, чтобы Бога — Бога! — не было. Не может же? Ведь нет?»

Запахло гарью. По перепонкам бил металл. В отражении перед собой Анна увидела кожаные, наспех слепленные друг с другом лоскутки. Заплывшие песчинки глаз дергались, постепенно покрываясь тонким слоем жира.

«Господи! Помоги! Господи, дай мне знак!»

Вновь зазвучала сирена, сквозняк прошел сквозь все ее тело. «Как же это? Как же это так? Где все? Где все?..» Но никого не было. Анна осталась одна. На улице загромыхал трамвай, в дверь кто-то постучался. Боль ударила в виски и сразу разлилась по голове. Гортань забулькала, язык отнялся, скулы лопнули. «Следовательно, Бога нет. Значит, надо выбираться», — твердо решила Анна.

Она убрала клокочущую голову из духовки, с криком побежала в ванную, но поскользнулась на разлитом супе и повалилась на пол. Лицо бурлящей лужей растеклось по ламинату. Анна уже не видела — за неимением глаз; Анна больше не слышала — уши заслонила кожа. Только каким-то чудом сохранился нюх. Пахло сразу всем: полевыми мелкими цветами, скошенной травой, ее ребенком — сыном, выхлопами газа, докторской колбасой, копченой колбасой и финским сервелатом, пахло деревьями, животными и ночью, пахло всем тем, чем пахнет в феврале и дальше — в марте, апреле, летом, ранней осенью и в Рождество. Пахло даже ламантинами в центральном зоопарке — не пахло только Богом. Бога Анна не чувствовала. Анна чувствовала холод.

Вдруг на ее пятку приземлилась крошечная снежинка — и сразу же растаяла.

«Снег. Не было снега…»

По ногам, рукам, по голове ее стали неслышно бить снежинки. Она чувствовала, как на шипящей коже тает снег, и хотела заплакать. Но заплакать не получалось — за неимением глаз. А снег все падал, падал — и вот уже Анна превратилась в один сплошной сугроб — снег таял медленней, чем падал. А Анне только очень хотелось плакать.

Вдалеке послышался какой-то незнакомый запах. Анна напрягла все оставшиеся силы, чтобы уловить его. И тогда под метровым слоем тающего снега, за распахнутым настежь окном, перед накаленной докрасна духовкой вздрогнула крошечная мысль:

«Суп… Пахнет курицей… Куриный…»

Это была последняя мысль Анны Андреевны Шестовой.

Бог был.

Пьеса для чтения

Сто рублей

Диме,

другу дней моих суровых…

и далее по тексту

День. Сетевая кофейня во французском стиле. Играет Джо Дассен, Шарль Азнавур и Эдит Пиаф. Довольно многолюдно. Пожилая пара облюбовала себе столик у окна и ядовито перешептывается об образовании. Рядом сидит молодая девушка. Читает. Читает Стругацких. Читает увлеченно, внимательно — очевидно, находя параллели. Остальные посетители ничем не примечательны, если не считать ребят, отдыхающих после школы. Из них выделяется одна девочка, которая еще сыграет свою роль в сюжете. Дети, впрочем, скоро пойдут домой. Делать уроки.

Витя — молодой человек двадцати лет, в красивом пальто. Пальто ему велико и напоминает армейскую шинель. Символизм не проходит мимо внимания Вити, заставляя его стесняться, краснеть и обижаться на самое себя. Он подходит к баристе и заказывает кофе.

БАРИСТА. Вам как обычно?

Витя улыбается и кивает. Бариста (симпатичная помолвленная казашка) одаривает его ответной улыбкой, случайно соскальзывая взглядом на пальто. Витя это замечает и спешит раздеться.

БАРИСТА. Баллы будете снимать?

ВИТЯ. Буду.

Он демонстрирует баристе телефон, берет кофе и садится за столик посередь кафе. Достает книжку, название которой слишком длинно, чтобы воспроизводить его в пьесе. Пытается читать. Не выходит. Оглядывает окружающих: детей, пожилую пару, девушку. Девушка кажется Вите красивой. Весьма и весьма красивой. Красивой невероятно. Очень красивой. Он моментально в нее влюбляется — и на всю жизнь. Витя снова краснеет и прячет взгляд обратно в книгу.

ВИТЯ(шепотом, про себя). …Значениями аналитических элементов являются конкретные данные, факты, полученные путем наблюдения…

Витя снова откладывает книгу, пробует кофе — слишком горячий. Наконец сдается, опускает книгу на колени и достает телефон. Начинает играть в стрелялку. Улыбается победно, без тени стыда.

В кафе заходит Миша. Миша ровесник Вити. Одет похоже, но с таким вкусом, который позволяет предположить, что одевает его мама. Так оно и есть. Не без щегольства он откидывает полу своего черного пальто, находит глазами Витю и кивает ему. Тот спешно убирает телефон в карман.