И тут на заводе возникла оказия. Совсем рядом располагалась целая улица многосемейных домов. Обитатели окрестили их «бараками», хотя они даже на настоящие бараки не тянули: электричество, отопление и газ в них были, а вот воду и канализацию подводить не стали. Жили там в основном семьи рабочих.

В одном из таких вот «бараков» был магазин. Но в управлении завода решили, что он больше не нужен. Освободилась одна комната, ее-то и предложили папе. Поначалу место ему не понравилось, но он все-таки сходил все посмотреть сам. И обнаружил сокровище!

Да, комната одна и маленькая. Зато под ней располагался не скромный погребок на два мешка картошки, как у всех, а огромный подвал размером чуть ли не больше самой комнаты! И это решило дело. Папа согласился временно пожить среди рабочих и даже гордился, что смог раздобыть жилье для своей семьи. Тем более что перспектива в ближайшие годы получить новую квартиру выглядела вполне реальной.

* * *

Когда папа с ведрами вернулся, мама уже почти накрыла на стол. Теперь можно и поужинать. В дверь осторожно постучали.

— Миша, вы дома? — послышался знакомый женский голос.

Папа открыл дверь, за которой обнаружилась его сестра, Азалия. Пестрое платье, округлая прическа, растрепанная ветром, и беззащитный взгляд сквозь очки с невероятным минусом.

— Здравствуйте. Решила посмотреть, как вы тут, на новом месте.

— Заходи, Лиечка! — Мама всегда радовалась гостям. — Мой руки, мы как раз ужинать собираемся. Картошки с мясом положить тебе?

— Ой, мяса-то не надо. А вот если картошечки или еще лучше — капХуски, будет отлично!

Азалия преподавала в университете английский и свободно разговаривала на нем. Иностранные языки порой сказывались у нее даже на русских словах. Свою любимую «капустку» она произносила с характерным британским придыханием, так получалась «капХуска».

— Капусты не обещаю, но огурчиков к картошке положу.

Тетя Аза привычно протерла очки платочком и огляделась:

— А вы тут неплохо устроились!

— Эти два шкафа и тумбочку Миша сам сделал! — похвалилась мама.

— Молодец какой, прямо как фабричные!

— Садитесь, все готово. — Мама выкладывала на блюдце пупырчатые, остро пахнущие огурчики.

— А мне мяса положи, — задумчиво произнес папа и нажал клавишу.

Телерадиола «Лира» неспешно прогрелась, минут через пять мягко зазвучала музыка. Некоторое время слышались только стук вилок о тарелки и песня, что-то о смелых комсомольцах и великих перспективах. Папа поморщился:

— Опять бодряческое поют.

— А ты как живешь, Толя? — спросила тетя.

— Дык ему-то что. Даже в школу пока не ходит, — припечатал папа.

— Мам, ну почему меня так назвали? — грустно спросил Толик.

— Тебе разве не нравится? — удивилась тетя. — Имя как имя. Вот мне всегда непросто новому человеку объяснить, почему я Азалия.

— И почему?

— Ну как же! Бабушка твоя — цветовод. И дочерей назвала цветочными именами — Азалия и Резеда. Красиво, необычно, но нам теперь всю жизнь объясняй. Люди изумляются, спрашивают…

— А тетя Таня?

— Татьяна у нас — старшая. Видимо, тогда еще мама не осмеливалась назвать ее непривычно.

— Папу тоже не стали цветком называть!

— Хм… Интересно, а бывают мужские цветочные имена? — хихикнула тетя. — Его назвали в честь дяди Миши, ты ведь уже видел его в Кедринске, когда был у нас?

Толик кивнул, вспомнив согбенную фигуру с большим горбом, а тетя посмотрела на папу.

— Дядя Миша у нас — легендарная личность, да, Миш?

— Ну, еще бы! — поддержала мама. — Спину сломать в детстве — это ведь очень тяжелая травма, сынок, он вообще умереть мог! Но все пережил и каких больших успехов потом добился — стал инженером, преподавал в московском вузе. И даже женился на актрисе театра.

— Дело не в этом. — Папа доел мясо и теперь был готов к обсуждениям. — Дядя Миша во многом был первопроходцем. Первым в Кедринске завел фотоаппарат, научился отлично фотографировать. Первым освоил радиосвязь и цветные диапозитивы.

— И тебя приобщил, — добавила мама.

— Чем же тебе имя твое не угодило, бедный Йорик, бедный Торик? — вернулась тетя к истокам беседы.

— То-орик? — Толя даже печеньем поперхнулся, до того пронзило его это новое обращение. Мысль мигом переросла в действие: — Ма-ам!