– Я отойду, — тихо сообщаю всем присутствующим и встав из-за стола, иду в дамскую комнату.

Честно скажу, не ожидала увидеть мать, когда выйду из кабинки.

– Не думала, что все занято...
– Говорю, как только встречаюсь с ее взглядом. Но мама даже не думает идти в кабинку. Продолжает стоять на месте и сверлить меня глазами. Я же обхожу ее и иду к умывальнику.

– Знаешь, я думала, что ты изменилась за этот год.
– Первая же фраза заставляет меня напрячься. Все-таки ошибался Арсений, когда говорил, что она воспользуется возможностью и захочет наладить отношения.

– Я изменилась, — выпрямляюсь и оборачиваюсь к ней лицом, — просто мы не общались, поэтому ты не знаешь.
– Если раньше я боялась говорить прямо, то сейчас я не боюсь. Я защищаю свои отношения. Свое решение. И не разрешу матери снова влезть туда, куда не просят.

– Я думала, что за это время ты поймешь, насколько была неправа. Пойдешь на примирение. Но ты восприняла эту учебу как шанс никогда не возвращаться домой.

– Я была неправа?
– Тон моего голоса повышается. Настолько сильно я возмущена ее словами. Она ждала моих извинений? Серьезно?

– Ты хотела разрушить отношения отца с другом, поставить под удар его бизнес. Из-за глупой интрижки. Как быстро Арсений тебя бросил? Как только наигрался?
– Мать кривится. Выдает все это на эмоциях.

Дышать. Вдох-выход. Нужно дышать. Внутри все начинает закипать от злости.

– Насколько можешь заметить, отец ни с кем не поссорился и не разорвал отношения. Сюда я пришла с Арсением. С моим мужчиной, с которым у меня серьезные отношения.

– Я оказалась права в прошлый раз, окажусь и сейчас, Вероника. Он с тобой снова играет. Дай угадаю, в этот раз ты была неприступна. Не бросилась ему на шею. Была гордая и неподатливая. Ему снова стало интересно. Но это ненадолго. Такие мужчины только играют. Ломают и разрушают жизнь. Так что пока есть время...

– Я была желанным ребенком?
– Перебиваю. Не даю ей сказать. Потому что это просто невозможно слушать.

Мама замирает на месте. Ее глаза распахиваются.

— Это что за вопросы такие?!
– Повышает голос. Возмущена?

– Логичные. Потому что по твоему поведению можно сделать разные выводы, но точно не те, где я любимая дочь.

Вижу, как ее лицо покрывается пятнами. Мама делает ко мне шаг. Я же продолжаю стоять на месте, не отшатываюсь.

– Ты мелкая и неблагодарная тварь. Как ты смеешь мне такое говорить? Как у тебя язык повернулся?!
– Шипит мне в лицо.

– Любая мать будет утешать ребенка, когда ему плохо. Когда я рыдала в своей комнате, перед отъездом, в тебе не было ни грамма сочувствия. Ты лишь тыкала меня носом в то, что ты говорила. За год ты ни разу не попыталась со мной связаться. Тебе это было не нужно.

– Ты не смеешь меня ни в чем упрекать! Жалеть? С какой радости? Я тебя не предупреждала? Заметь, я сейчас делаю то же самое. Прошу не совершать ту же ошибку. Но ты же знаешь лучше всех. Всегда была самовлюбленной и эгоистичной.

– Хотя бы просто потому, что ты моя мама, — грустно улыбаюсь, — или дело может вовсе в другом?

– Ника, ты сейчас несешь бред!

– Может дело в Арсении? Второй раз ты реагируешь неадекватно. Прилетела первым же рейсом и...
– Я не успеваю договорить. Щеку обжигает как будто кипятком. Я автоматически прижимаю руку к щеке. Это мать дала мне пощечину. Сильную. Со всей дури.

– Закрой рот, — шипит, а я чувствую, как с ресниц начинают капать слезинки на кожу, — больше я этого терпеть не стану. Совсем с головой не дружишь?!

Ответ на этот вопрос ее не волнует, потому что в следующую секунду мать вылетает из уборной. Я же подхожу к раковине. Включаю ледяную воду, опускаю руку под холодную струю, после прикладываю прохладную ладонь к щеке. Которая до сих пор печет от пощечины.

Из уборной я выхожу только спустя минут пятнадцать. Успокоиться до конца не получается. Внутри все бурлит от злости и непонимания. Она меня ударила. Снова. И снова по той же причине. Предательские слезы снова выступают на глазах. Душат. Я думала, что она не сможет меня довести. Была уверена, что железная и давно уже это пережила. Но оказалось, что нет. Оказалось, что это все так же больно, как и в первый раз. Я не понимаю. Не понимаю, что сделала ей такого, из-за чего она так меня ненавидит. Родную дочь. Разве может быть хоть какая-то причина для того, чтобы так возненавидеть своего ребенка?

Я не могу управлять своими эмоциями. Но и оставаться в уборной тоже больше не могу. Потому что в сумочке вибрирует телефон. Я знаю, что это звонит Арсений. Он переживает. Я просто пропала. Ушла в уборную и не вернулась.

Когда выхожу в зал, то слегка застываю от ступора, но заставляю себя идти дальше. За столом нет никого кроме Арсения. Отца и матери нет. Куда они делись? Не испарились же.

– Я уже думал идти тебе на помощь, — Арс пытается пошутить, на его лице играет улыбка. Но ровно до тех пор, пока он не впивается взглядом в мое лицо.