Дейзи шагнула к столу, уселась и взяла карандаш.

Родители будут потрясены.

Дейзи очень этого хотелось. Мать то со слезами цеплялась за нее, то твердила, что спит и видит, чтобы желание Дейзи уехать осуществилось. Чему верить? Дейзи частенько слышала доносившийся из родительской спальни плач – в таком домишке, как их, ничего не скроешь. «Мои мальчики на войне… Моя Роуз чуть было не лишилась руки… Дейзи я не могу отпустить…»

До чего тяжело выносить мамины слезы! Зато любезный офицер ВВС ее обрадовал: сказал, что с ее навыками ей не место на складе, куда ее собиралась отправить женщина на предыдущем собеседовании.

– Вы пригодны для работы с техникой. Кажется, вы имели дело с авиационными двигателями? Если бы только с автомобильными, я бы направил вас во Вспомогательный территориальный корпус, но у нас отчаянная нехватка авиамехаников. Вы меня не подведете, Петри, если я определю вас по этой линии?

Дейзи, не веря в свою удачу, могла только покрутить головой.

– Хорошо. Это работа второй категории с хорошей оплатой: два шиллинга в день.

Два шиллинга? И как прикажете жить на такие гроши?

Видимо, на ее лице появилось выражение ужаса, потому что он тихонько добавил:

– Это ваши карманные деньги. Мы все берем на себя.

Она облегченно улыбнулась.

– Удачи, рядовая авиации ВВС Петри! Добро пожаловать на борт.

Она попыталась покинуть кабинет, сохраняя достоинство. Рядовая авиации ВВС 2-й категории! Она бы пожаловалась на судьбу, но только родителям, а если это невозможно, значит, нытье отменяется.

Она нагнала Шарлотту, пересекавшую устрашающе огромный плац. Та тоже ухмылялась.

– Ну?! – хором спросили они друг дружку.

– Второй класс. Шарлотта! Представляешь, он поверил в мои самолеты и определил меня на работу, связанную с ними. Придется учиться на курсах, но он согласился, что я, похоже, и так все знаю. А ты?

– Буду работать в какой-нибудь конторе. – Разочарованная мина Дейзи вызвала у Шарлотты смех. – Называй меня «Чарли». И не переживай за меня, Дейзи, письма начальника я все равно печатать не стану. Поверь, я получила именно то, чего хотела.

Все, кроме высоких черных башмаков на шнурках и серых фильдеперсовых чулок, было синим: рубашка, жакет, куртка, фуражка, даже нижнее белье.

Только бы все это не полиняло при первой стирке или, того хуже, прямо на ней! Тогда вся она станет синей, не считая кистей рук, ног ниже колен и лица…

Дейзи разглядывала свое обмундирование в стеклах витрин, пока они с Чарли шли в Уимслоу, где находилось отделение штаба ВВС. Дорога от станции заняла двадцать минут. Дейзи доводилось ходить пешком гораздо дольше, но не на каблуках и без чемоданчика. Следующие два месяца ей предстояло провести в училище номер четыре, где она будет осваивать азы службы в ВААФ. У ворот утомительное хождение не завершилось: оказалось, что общежитие располагается очень далеко от главного входа.

– У кого-то дурное чувство юмора! – проворчала Чарли, растирая правую ступню, на которой успела образоваться мозоль.

Но они добрались до места, доложили о себе, их зарегистрировали, без промедления выдали им по новому комплекту формы и направили в казарму. Все происходило стремительно. Кого за это благодарить – ВВС или ВААФ?

– Как настроение, Дейзи? – спросила ее Чарли. Они пытались найти место для принесенной с собой одежды и для выданной формы. – У тебя странный вид. Вспомнила какую-то гадость?

– Не то что гадость, Чарли… У меня была хорошая подруга, она записалась в Земледельческую армию. Мы росли вместе, настоящие неразлейвода. У нее толком не было дома. Как только смогла, она написала письмо. Ей тоже выдали форму, и она очень радовалась, что все такое новое… Раньше я никогда не думала о том, что такое настоящая бедность. У моих родителей маленький магазин. Нас пятеро детей – то есть было пятеро, никакой роскоши, понятно, но нам всего хватало и даже оставалось, что отдавать таким, как Грейс.

– Где Грейс сейчас?

– В том-то и дело, что не знаю. Она написала всего один раз, пообещала писать еще, но не сдержала обещание.

– Через неделю Рождество. Может, она тебя поздравит? Господи, Дейзи, ты меня слышала? Через неделю Рождество, а мы торчим здесь, в самом, наверное, безрадостном месте во всей стране! Моя мать будет огорчена.

– Моя тоже не станет исполнять радостные гимны. Трудно петь «Возрадуемся», когда на душе скребутся кошки.

– Это мой любимый гимн, Дейзи, мы обязательно споем его вместе в нашем новом… – Она осеклась и оглядела десяток других коек, поверх которых громоздились чемоданы. – В общем, когда нас отпустят. Неужели нам не разрешат побывать на Рождество дома?