Шрифт:
Я просто в шоке от того, что за стенкой спит МОЯ дочь.
В ней моя кровь, моя ДНК. И все это я мог бы и не узнать, если бы Лена не позвонила мне с напоминанием о долге.
Если бы я не рванул сегодня за ней.
Если бы…
– Собирайся, - бросаю ей и отхожу к окну. Стискиваю кулаки, гася ярость.
Не сейчас. Нельзя. Если я потеряю контроль, то разгребать мы это будем долго.
– Арман, так нельзя и…
– Что ты сказала?
– резко оборачиваюсь к ней.
– Что ты, мать твою, сказала?!
– Тише, прошу тебя, - тут же вскакивает Лена. Оборачивается к двери, прислушивается.
– Не пугай ее.
У меня вдруг резко перегорает запал - до меня доходит, что ворвавшись в квартиру, я, получается, собственную дочь довел до истерики.
Прикрываю глаза и медленно выдыхаю.
Надо взять эмоции под контроль. Пиздец как трудно, но я должен.
– Собирай вещи, если есть что.
– Я не могу вот так и…
– Про ебаря своего можешь забыть, поняла? Если тебе и правда нужна дочь, собираешься, и уезжаете со мной.
Лена бледнеет еще сильнее. Но плевать. Сама виновата.
– У меня никого нет, - говорит она бесцветным голосом.
– Мы с дочкой уехали одни.
– По херу. Одни или нет - вы возвращаетесь со мной.
– Но уже поздно!
Стискиваю зубы. Надо промолчать. Надо успокоиться. Хотя бы немного.
Черт… Я же ехал сюда с твердым намерением выдрать эту козу, поставить на место и наказать. Но ей снова удалось уложить меня на лопатки.
Одним, сука, ударом.
– Хорошо. Поедем утром.
– Но мы…
Всего пара шагов, и я снова рядом с ней. Держу за горло. Дышу одним воздухом и смотрю в эти лживые глаза. Я понятия не имел, что меня можно так сильно задеть. Ни одной бабе это не удавалось - а я повидал немало их истерик и попыток манипулировать. Но то, что сделала Лена, меня просто расколошматило. Не знаю, отозвалось бы это так же от кого-то другого, но ей я этого не прощу.
Сука. Лживая сука.
Глаза у Лену обалденные. Широко распахнутые. Глубокие. Омут просто, блядь.
Но больше я не куплюсь на эту обманку.
Ее пальцы скребут по моему запястью.
– Арман…
Страх - вот что я вижу. И жру его. Жру, чтобы запомнить. Чтобы она тоже запомнила.
– Боишься, Лена?
– тихо спрашиваю.
– За себя боишься?
Она едва заметно качает головой.
– Дура, - выплевываю.
– Дочь я не обижу. Она моя. А свое я берегу.
– Нет, она… моя… - хрипит эта упрямая коза.
– Пусти…
– Хочешь, чтобы дочь осталась с тобой?
– спрашиваю, а сам чувствую, как меня затапливает тьма. У каждого из нас есть темная сторона. Даже у самых образцовых праведников. А я и вовсе не идеален. Хотя, конечно, понимание того, какие должны быть границы, у меня есть. Ну, а все свои грехи я знаю и так.
Но сейчас я будто открываю дверь туда, где живет та часть меня, которую лучше никому не видеть.
Лена, сама того не зная, разбудила эту тьму. И теперь та жаждет жертву.
– Хочу, - шепчет моя женушка. И я скалюсь - ответ знал и так. Потому и спросил.
Чуть ослабляю хватку на ее тонкой шее. Сжать бы ее посильнее за то, что скрыла дочь. Но не могу. И не только потому, что ребенку мать нужна. Но и еще что-то тормозит. Хочется причинить ей боль, но одновременно с этим что-то противится.
– На что готова ради этого?
– 20 Лена -
Реакция Армана меня пугает до дрожи. Он в куда большей ярости, чем был, когда пришел обвинять меня в шпионаже.
Словно наличие дочери на порядок важнее для него, чем какие-то слитые данные.
А когда я чувствую на шее его грубый захват, то реальность превращается для меня в нечто смазанное.
Липкий страх расползается под кожей, провоцируя выброс адреналина. Ладонь на моей шее мешает дышать полноценно, а полный ярости взгляд, кажется, вот-вот меня испепелит. Я пытаюсь ослабить его хватку, но все бесполезно.
– Хочешь, чтобы дочь осталась с тобой?
– спрашивает Нечаев, а у меня перед глазами начинают плясать цветные пятна.
Господи, о чем он? Как можно задавать такие вопросы матери?
– Хочу, - отвечаю из последних сил, стараясь не терять связи с происходящим.
Арман скалится - и мне кажется, он сейчас безумен в своей боли и ярости. Впервые я его по настоящему боюсь. Не злюсь или опасаюсь его упрямства. Нет, я искренне боюсь этого мужчину - ведь на дне его глаз танцуют безумие и боль.