– Будем надеяться, что наш принц лучше, чем ты о нем думаешь.

– Сомневаюсь, – отвечаю я и спрыгиваю вниз прежде, чем он успевает сказать что-то еще. Пробираюсь вперед, радуясь, что щель такая узкая – обернуться не получится. У меня нет времени думать об этом парне и прочей ерунде. Единственное, что меня сейчас заботит, – пришвартованное в северных доках судно.

Даже если придется карабкаться на борт по канату, я это сделаю, и на рассвете я выйду в море на «Фрее».

Толпа ревет. В последний момент я замахиваюсь, чтобы нанести удар ладонью, а не костяшками пальцев.

Запрещенный прием.

Ну и пусть.

Парень шатается, сплевывает кровь и бьется в конвульсиях, а я насмехаюсь и издеваюсь над ним. Толпа стягивается к боксерскому рингу. Он находится в подвале, где единственный источник света – лампа под потолком. Длинная тень, что отбрасывает мое тело, покачивается из стороны в сторону, пока я наблюдаю, как он встает на ноги и восстанавливает равновесие. Дыхание мое учащается. Убивать пока рано, надо накормить монстра. Сейчас, когда сердце бьется чаще, а кожа покрывается потом, я чувствую себя живым. Такого одной едой не добиться.

Он утирает рот рукой, размазывает кровь и оставляет на щеке алое пятно, а потом вновь принимает боевую стойку. На этот раз он более насторожен и внимателен ко мне. Взгляд скользит по фигуре – я ниже его почти наполовину. Но я вдвое быстрее, это точно.

Убрав с глаз прядь черных волос, я смотрю прямо на него. И он отводит взгляд первым.

Толпа вокруг превращается в размытое пятно. Она тот монстр, что подхлестывает меня, – рев восторга, подсказки, возмущения, голоса, делающие ставки и требующие выпивки. Блики света на стеклах очков, едкий дым сигар стелется по полу ринга. Я перевожу дыхание и бросаюсь на соперника.

Кулак громилы передо мной движется с критической скоростью. Сжав зубы, приседаю, чтобы увернуться, – висок пронзает острая боль. Поднимаюсь прежде, чем соперник успевает понять, что происходит, и вновь наношу удар, воспользовавшись тем, что он на какую-то долю секунды потерял ориентацию. На этот раз я попадаю в глаз: кожа лопается, выпуская струи крови. Рев монстра становится оглушительным.

Громила мотает головой, как промокшая под дождем собака, пытаясь оценить ситуацию. Я остаюсь как можно ближе, но все же уворачиваюсь от неловкого удара – попытки ответить. Прицельно бью в челюсть снизу и с удовольствием смотрю, как голова его резко запрокидывается.

Чьи-то руки сжимают мои плечи и волокут в сторону. Я кричу, сопротивляюсь, пытаюсь вырваться, но пальцы лишь впиваются сильнее. Звуки слышны совсем близко, почти у самого моего уха.

– Джуд, остановись! Прекрати, слышишь? Сделай перерыв, закончишь с ним позже!

Я медленно возвращаюсь в реальность, опускаю кулаки и позволяю людям распорядителя оттащить себя подальше от пошатывающегося противника.

Перерыв – время, когда делаются ставки. Чем больше банк, тем больше моя доля. Мне надо прикончить громилу. Сейчас же, пошатываясь, он идет в свой угол импровизированного ринга, где его принимают и усаживают две пары рук.

– Постарайся не свалить его в первые десять секунд, – раздается над ухом. Мужчина стоит за моей спиной, хватка становится крепче, словно он пытается удержать меня от рывка вперед. Все это игра для публики, и я поддерживаю ее – смотрю хмуро исподлобья. Внутри я именно такой, каким они хотят меня видеть, – хладнокровный убийца. Мальчик из частной школы-пансиона, опустившийся на дно жизни. Это доказывает, что благородные ничем не лучше простолюдинов.

– Ты меня слышишь, милорд? – понизив голос, спрашивает распорядитель.

– Не называй меня так, – резко бросаю я.

Это обращение мне не подходит. Никогда не подходило.

– И не приближайся к нему, – глухо произносит мужчина.

– Уж от этого я смогу удержаться. – Я говорю, не сводя глаз с человека напротив, хотя он отворачивается, не желая контакта. Он уже повержен, мы оба это знаем.

Мужчина смеется прямо мне в ухо. Кто-то протягивает полотенце, чтобы я вытер пот. Прижимаю его к лицу, и на мгновение плотная, шершавая ткань заглушает свет и шум. В моменты крайней усталости, когда дал излишне большую нагрузку телу, я умею отключать голову и чувства: я ни о чем не думаю, ничего не чувствую, просто существую. Такой момент уже близок, и я жду его с болью, которая всегда со мной.

Убираю полотенце и сразу натыкаюсь взглядом на огромную фигуру Дазриэля. Он с легкостью движется сквозь толпу. Рукава его рубашки закатаны до локтей. На руках видны магические рисунки, похожие на извивающиеся языки пламени изумрудно-зеленого цвета.

Он не обращает внимания на негодующих людей, остающихся за спиной, и шагает вперед через ринг, словно не замечая, что идет поединок.

Останавливается прямо передо мной, произносит слова приветствия. На лацкане красными искрами переливается камень-булавка.