— Смирняга, а хочешь приват? Думаю, что за кругленькую сумму эта цыпочка разогрела бы тебя. Слегка расслабила, «там» разоружила. Чую-чую, к нам приближается твой сезонный депрессняк.

— Нет. Все нормально, Велихов. Как всегда. Меня все устраивает и без приватных телодвижений. Она не в моем вкусе и тряска сиськами, если уж откровенно, меня не возбуждает. И потом, я — не они, не стадо оголтелых шизиков, — назад киваю, указывая точное расположение задроченных ослов. — Мне никогда не нравилось то, что почему-то развлекает всех.

— Я ведь без подарка — все, как ты заказывал, выполняю твое поручение, поэтому… А? Слышишь? Ну, давай, куплю тебе плясунью на праздничный вечер! Смотри, бабки есть, девчонка просится к тебе на колени, она глазами уже минуты две усиленно полосует твою спину, Смирнов. Тебе не больно? Жарковато стало? А шея не горит?

— Не хочу, — но назад оборачиваюсь.

Сейчас девчонка смотрит на меня! Действительно, без сомнений. Смотрит прямо, нагло, без стеснения, с неприкрытым пренебрежением яд свой бабский расточает. Она что, вызов мне бросает? Кто кого переглядит? Детская игра в гляделки. Я поднимаюсь во весь свой рост и полностью разворачиваюсь к демонстрируемому представлению. Закладываю руки в карманы джинсов и вскидываю с самодовольной улыбкой подбородок:

«Ну что? Что ты хочешь, крошка?».

Она быстренько отводит взгляд — глаза в пол опускает, а движений телом не прекращает; ритм постепенно ускоряется, а эту красотку практически трясет. Погорячился! Девка завораживающе танцует — с лицом, конечно, явная наверняка неизлечимая проблема, там отпечаток горя или грусти, по-моему, физической неудовлетворенности, однозначной скуки, тоски и лютой ненависти к окружающим «нам», к «проклятым толстокожим мужикам»! Тут все без купюр — меня в таком интеллектуальном деле на мякине не провести. Я без слов хорошо таких лялечек читаю. Ненавидит и клянет, на чем свет стоит, поносит!

— Не откажусь, Григорий.

— Чего-чего?

— Давай свой приват. Пусть перед моим носом лично всеми буферами покрутит, а я ей щедро заплачу, если мне ее танец зайдет.

— Буферами? Громко сказано, малыш.

— Я жду, Велихов. Ты меня завел, взбудоражил мою фантазию, дал пищу для ума и свеженькое тельце для рук. Давай-давай-давай, шевели поршнями, как говорит мой батя, — хлопаю в ладоши и подгоняю друга. — Хочу ее! Хочу только ее! Иди на перехват, пока красотку на иной приват не заангажировал какой-нибудь бродяга.

Друг-провокатор подскакивает со своего места и направляется вальяжной и виляющей походкой к сцене. Там о чем-то душевно разговаривает с каким-то вышибалой, рукой показывает на меня, похоже, просит извинить «болвана», а тот только, сука, ухмыляется, закатывает глаза, бросает беглый взгляд на танцовщицу и отрицательно качает головой. Гришка демонстрирует ему финансовую составляющую, но охрана не поддается на будущие денежные вливания, на нашу щедрую «помощь», возможное «конфетное пожертвование» в их общий фонд. Велихов оттуда мне плечами показывает:

«Извини, братишка, с девочкой сегодня не срослось».

Да прямо так? Все, типа сдался? А на хрена к охраннику вообще пошел? Я следую иному четко заданному направлению — к бешено крутящей головой девице быстро подхожу.

— Ты не устала, крошка? Голова не оторвется? Скажу, одалиска, по секрету, оголтелой толпе такое неинтересно — ты слишком для них плотненько одета. Хочешь покорить — лифчик на хрен сними и голенькой танцуй, раздвинув ножки. Говорю, как типичный представитель сильной половины этой гребаной когорты, — наверное, слишком грубо словами останавливаю ее движения. — Не хочешь вместо этой свистопляски со мной немного отдохнуть? Заплачу и не обижу. Только посмотрю, как ты двигаешься, единолично покайфую…

Она отскакивает от меня, как от чумного, сверкает черными глазами и выставляет перед собой обе руки:

— Не прикасайтесь, отойдите!

— Да я тебя не трогаю, царевна Несмеяна. Чего ты взъерепенилась? Тише-тише, крошка. А что с улыбкой сразу стало, куда исчезло показное зубоскальство? Папа запрещает с незнакомыми мальчиками разговаривать? Ты чего? Бешеная, что ли? Ну-ну, тише, успокойся.

Девчонка отходит еще дальше, а между нами вклинивается охранник:

— Назад, придурок. Руки тут не распускай.

— Что?

— Назад, говорю! Что не ясно? Повторить еще раз?

— Как ты меня назвал? — шиплю и раздуваю ноздри.

Праздничный вечер, по всей видимости, уже не будет томным, а вместо этого нас с Гришей будет ожидать визит к перманентно бдящим за спокойствием и правопорядком в нашем достославном обществе.

— Нам пора, наверное, — Гришка обнимает меня за плечи и шепчет в ухо. — Леш, прекрати. Мы сами виноваты — девчонка не занимается таким. Не проститутка, слышишь. Просто танцует и все. Идем за стол, Смирняга. Приватный танец на сегодня отменяется — девочка устала и хочет спать.