Типичный представитель компании-скептика обычно аргументирует свою позицию непредсказуемостью будущего.

– Как можно планировать работу, когда все постоянно меняется? – возмущается скептик. – Мы закупали «углеродные единицы», а теперь нам говорят, что этого мало. Все рапортуют об успехах в производстве чистой энергии, а мировое потребление газа и нефти только растет. Все это мало похоже на искреннюю заботу о планете!

На первый взгляд, многие упреки скептика справедливы. Но неправ он в самом главном – в отношении к ESG-повестке как к чему-то стороннему, навязанному внешними силами, очередной помехе «нормальному бизнесу». Скептик даже может открыто называть устойчивое развитие изначально вредным для экономики изобретением неких глобальных сил. Трудно сказать, что здесь первично: нежелание меняться или подлинная вера в теорию заговора. В любом случае скептик относится к ESG как к обременению, без которого лично ему будет лучше. А что касается проблем охраны окружающей среды, «так на наш век хватит, да и некоторые ученые сомневаются в необратимом изменении климата».

В отличие от скептиков, компании-прагматики успели «распробовать» ESG как инструмент повышения эффективности. Типичный представитель такой организации своими глазами увидел, как улучшается бизнес благодаря ESG-трансформации. Он понимает, что эта якобы навязанная концепция полезна ему.

– Меняется не только внешний мир, но и наша страна. Молодое поколение действительно заботится об экологической ситуации, стремится реализовать себя, хочет гордиться своей работой, – объясняет прагматик. – Компаниям тоже нужно меняться. Уже не получится откупиться от государства «углеродными единицами», а от персонала – небольшим повышением зарплаты. Придется все делать на совесть: сокращать выбросы, развивать социальные проекты, вовлекать сотрудников. Иначе компания просто не выживет в новом мире.

С точки зрения прагматика, все текущие изменения относятся к тактике, а стратегия не изменилась. Да, европейские власти на время возобновили использование угольных электростанций, но одновременно они же приняли решение об ужесточении норм выбросов парниковых газов к 2030 году. Причем в более жестких условиях будут работать именно европейские компании и их партнеры. О какой же недобросовестной конкуренции может идти речь?

И скептик, и прагматик искренне заботятся о своих компаниях, но это топ-менеджеры, которые по-разному смотрят на мир. Скептик оценивает прежде всего ближайшую перспективу, риски потерь и старается обойтись минимальными изменениями существующей схемы работы. Раньше для него главным основанием заниматься ESG были жесткие требования иностранных партнеров, теперь – более мягкие национальных регуляторов. Но в обоих случаях для него это внешние силы, которые только мешают нормальной работе.

Формально прагматик находится в той же ситуации, но оценивает среднюю и дальнюю перспективу – этим и отличается его подход. Международные и российские ESG-драйверы для него не только источник ограничений, но и создатели новых правил игры, открывающие дополнительные возможности. Прагматик не боится перемен и стремится извлечь из них пользу: внедрять в компании передовые технологии, вовлекать персонал, заходить на перспективные рынки. Он не тратит силы на противодействие мифическим глобальным заговорщикам, а действует сообразно обстановке.

– Если мы поставляем товар на восточный рынок, то должны анализировать, какие там ожидания сегодня и будут завтра. Клиенты хотят все более низкоуглеродную продукцию – и будут хотеть, потому что устойчивое развитие – глобальный тренд, – объясняет прагматик. – Значит, нужны решения, например, для работы с водородом и углекислым газом: оборудование для перекачки, трубы, хранилища. Это растущие рынки, где можно зарабатывать.

Прагматики исходят из того, что глобальные экологические, социальные или политические проблемы разрушают внешнюю среду бизнеса. Неважно, насколько вы успешны в очередном годовом отчете, если расплатой за это станут невыносимые условия жизни.

– Бизнес работает не в вакууме, а на одной планете, в одном обществе, – объясняет типичный руководитель компании-прагматика. – Например, Всемирный банк прогнозирует [13] к 2050 году огромную экологическую миграцию – 216 млн человек, и этот процесс уже идет. Для сравнения, последний миграционный кризис из-за событий на Ближнем Востоке оценивают в 2,5 млн. Это будет катастрофой и для государств, и для бизнеса. Разве это и не наша проблема тоже?

Более дальновидные компании не только учитывают внешние требования и тренды в области ESG, но и сами стараются делать все возможное для достижения целей устойчивого развития. Их корпоративные документы обычно ставят более жесткие ограничения по ESG-показателям, чем рамки законодательства или инвесторов.

– Идея Парижского соглашения состояла в том, чтобы не допустить повышения среднегодовой температуры более чем на полтора градуса к 2100 году, – говорит прагматик. – А мы достигнем этого рубежа к 2035-му, на 65 лет раньше. Это говорит о быстро нарастающих тяжелых последствиях, что необходимо учитывать в стратегических планах бизнеса.

События 2022 года мало повлияли на отношение многих российских компаний-прагматиков к ESG-повестке, потому что они уже интегрировали принципы устойчивого развития в свою корпоративную культуру, «изменили свою ДНК». Отметим, что немалая их часть была прочно связана с иностранными партнерами или имела западные материнские компании, из-за чего в 2022–2023 годах им приходилось делать сложный стратегический выбор, вплоть до ухода из России. Но те, кто остался, по-прежнему вдохновляют коллег своим примером и стимулируют их к ESG-трансформации.