Конь разбрасывал теплоту своих сил в следах копыт и спешил уйти в открытое пространство. От скорости Копенкин чувствовал, как всплывает к горлу и уменьшается в весе его сердце. Еще бы немного быстрее, и Копенкин запел бы от своего облегченного счастья... (Ч)

А вот Чепурный, выбирается, наконец, из суеты жизни губернского города (с его партсобраниями и вводимым НЭПом) - на степной простор:

За городом Чепурный почувствовал себя спокойней и умней. Снова перед ним открылось успокоительное пространство Лесов, бугров и зданий чевенгурец не любил, ему нравился ровный, покатый против неба живот земли, вдыхающий в себя ветер и жмущийся под тяжестью пешехода (Ч).

Или вот такие же обобщения, усугубленные, по-видимому, еще и наложением обыгранного в пародийном стиле психоаналитического мотива, в разговоре Чепурного с Прокофием (Прокофий только что доставил в Чевенгур женщин, по которым тосковало заскучавшее население коммунизма - прочие):

– Какие же это, Прош, жены?
– спрашивал и сомневался Чепурный.
– Это восьмимесячные ублюдки, в них вещества не хватает...

– А тебе-то что?
– возразил Прокофий.
– Пускай им девятым месяцем служит коммунизм. А чего ж тебе надо: все-таки тебе это женщины, люди с пустотой, поместиться есть где (Ч).

Тот же мотив - пустоты полезной (и даже запасаемой для будущего заполнения непременно чем-то ценным) возникает в том случае, когда Захар Павлович выбираюет себе и приемному сыну Саше (накануне революции) "подходящую" партию, чтобы в нее "записаться" - тут намеренно двусмысленная игра слов:

Хоть они и большевики и великомученики своей идеи, напутствовал Захар Павлович, - но тебе надо глядеть и глядеть. Помни - у тебя отец утонул, мать неизвестно кто, миллионы людей без души живут - тут великое дело... Большевик должен иметь пустое сердце, чтобы туда все могло поместиться (Ч).

Но тем не менее из пустого пространства человек у Платонова почему-то постоянно стремится в тесноту, в скученность, в давку. (По-видимому, именно из-за ощущения бесцельности и бессмысленности собственного движения в слишком просторном для него, внешнем пространстве?) Именно в тесноте он получает вожделенную возможность забыться, т.е. раствориться в массе, растерять себя и слиться с целым (общества, коллектива, семьи, природы), начав двигаться, так сказать, уже "в едином строю", "по течению", "со всеми вместе".

Например, для прирученного Яковом Титычем таракана, который смотрит на мир через окно в комнате, весь внешний мир кажется слишком просторным и страшным, поэтому таракан в результате предпочитает для себя - забвение в тесноте теплых вещей (Ч) и так и не выходит наружу.

Утешение и успокоение для человека возможно через слияние своих ("неправильных, ложных, корыстных") чувств - с теми, которые объединяют его со всем человечеством (а не разъединяют, как то делает - разум). Но при излишней удаленности, "раскинутости" пространства такое успокоение недостижимо, пространства вселяют опасения:

Бурьян обложил весь Чевенгур тесной защитой от притаившихся пространств, в которых Чепурный чувствовал залегшее бесчеловечие (Ч).

И если лунный свет (холодный, безжизненный, но при этом заключающий в себе истину), по Платонову, только тоскует в пустоте ночного воздуха, то от солнечного света весь мир становится тесен и тепл (Ч).

Но почему же именно над родиной Саша Дванов видит безвыходное небо, делающее весь мир порожним местом?
– т.е. как бы зазывающее его к себе, остающееся без него неполным, требующим его, Сашиного, участия?

Даже ценность собственной, отдельной от других жизни для человека, платоновского героя, теряется (или, во всяком случае, она становится относительной), когда тот ощущает вокруг себя - присутствие множества других людей, ведь существование массы заведомо более ценно, чем жизнь единицы в ней, отдельной личности:

Наконец Сарториус вышел из дома. Его обрадовало многолюдство на улицах .

Опять наступила весна; время все более удаляло жизнь Сарториуса. Он часто моргал от ослепления светом и наталкивался на людей. Ему было хорошо, что их так много, что, следовательно, ему существовать необязательно - есть кому и без него сделать все необходимое и достойное (СМ).

Но в целом, все-таки, мне кажется, теснота переживается Платоновым еще болезненнее, чем пустота:

Лиза и Сарториус вышли вместе на улицу, занятую таким тесным движением, что казалось здесь же происходит размножение общества (СМ).

Как пустота, так и теснота (т.е. излишняя разреженность пространства, с одной стороны, и переполнение и узость места, с другой) может иметь значение 'заполненного неправильно (или просто занятого чем-то посторонним, другим, нежели нужно), неудобного, неприспособленного для жизни места'. Именно эти значения они у Платонова чаще всего и получают. Некоторые исследователи даже считают, что теснота (в "Чевенгуре" Платонова) всегда однозначно выступает как признак смерти (Лангерак 1987: 480).