— Хорошо, продолжайте, — соглашается судья, тоже женщина, поэтому ей не нужно объяснять дважды, почему я отказалась быть Литвиной.

Не только из-за убийства, хотя оно сыграло решающую роль. Я, наконец, вернулась к той версии себя, которую когда-то похоронила за браком. К той Нине, которая больше ни за что не даст себя в обиду. Особенно мужчине.

— Нина Леонидовна, — вновь обращается ко мне прокурор, — Расскажите все с самого начала…

Один суд, второй — все проходит в каком-то тумане, но я прихожу на каждое заседание и внимательно наблюдаю за процессом. И за Игорем…

Той ночью, на снежном и темном поле, я не смогла убить его, о чем иногда жалею, но все же сильно ранила и этим спасла Глеба от смерти.

— Глеб? Глеб? — треплю мужчину и растираю по его лицу снег, чтобы он поскорее очнулся, — Ты не посмеешь вот так бросить меня!

Глеб не сразу отзывается, но постепенно приходит в себя, кашляет, тяжело дышит, но оживает на моих глазах.

— Нина?

— Все закончилось, — улыбаюсь ему и чувствую, как катятся слезы, — Я убила его. Он мертв.

— Ты что?..

— Он мертв, — повторяю с еще более радостной улыбкой, будто заразившись безумием Игоря.

Чуть позже приезжает полиция, и Глеб пытается взять вину на себя, твердит полицейским, что это он застрелил брата. Однако сотрудникам правопорядка достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять, кто действительно стрелял.

Меня хотят арестовать, но врачи скорой помощи настаивают на госпитализации, пока обморожение не перешло в критическую стадию.

Игоря тоже увозят, но не в морг, а в больницу.

К моему сожалению.

Рана серьезная, но подонок умудряется выжить и предстать перед судом.

— Провозглашается приговор суда, — третье и последнее заседание завершается долгожданным для нас приговором, — Руководствуясь статьями… суд приговорил признать виновным Литвина Игоря Владимировича в совершении преступлений, предусмотренных пунктами…

Виновен!

— … и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на пятнадцать лет, по совокупности совершенных преступлений… с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

Пятнадцать лет, куда вошли убийство с особой жестокостью, скрытие улик, а еще ряд экономических преступлений, которые мой бывший муж успел провернуть за спиной у Глеба.

Пятнадцать лет — это много или мало? Где я буду через пятнадцать лет, когда Игорь выйдет? И выйдет ли он вообще?

Надеюсь, карма настигнет этого ублюдка раньше, чем он окажется на свободе.

Часть 2. Любовницы

Арест Игоря принес освобождение всем нам.

И даже Регина, которая, казалось, будет цепляться за своего возлюбленного до конца, не выдержала и просто не появилась на последнем заседании.

Испарилась из наших жизней навсегда, но перед этим мы впервые смогли поговорить с ней по-человечески. Не как соперницы, а скорее, как жертвы, объединенные одним горем.

— Прости за все, — шепчет Регина, не поднимая на меня глаза, — Я верила ему, помогала скорее выбраться из СИЗО, потому что думала, что вот теперь он выберет меня. А он не выбрал… Рассмеялся над моими чувствами и за день до того злополучного бала угрожал расправиться со мной, как с Юлей Рудиной, если не перестану маячить перед глазами. Потом я напилась, вышла на сцену, и дальше ты все знаешь.

Мы расположились на летней веранде кафе неподалеку от здания суда, где сегодня проводят второе заседание по делу Игоря.

— Я простила. Главное, чтобы ты больше не цеплялась за него, не ждала выхода из тюрьмы, потому что он может не вернуться.

— Не буду, — уверенно заявляет женщина, и мне хочется ей верить, — Я уеду из страны.

— Куда? — зачем-то интересуюсь я.

Скорее из вежливости. Мне все равно куда она едет, лишь бы подальше от моей семьи.

— За границу, на лечение в одну клинику.

— Ты болеешь?

— Нет, — Регина качает головой и улыбается, — Я хочу ребенка, но местные врачи разводят руками. А в зарубежной клинике мне дают хорошие прогнозы.

— Тогда я желаю тебе стать мамой, — говорю искренне и даже нахожу силы улыбнуться ей в ответ, — Потому что нет любви прекраснее и сильнее, чем любовь к своему ребенку.

— Спасибо тебе.