— Да, я знаю. — Губы Татьяны слегка вытянулись вперёд, — но его не пустили. Я, если честно, вообще не хочу, чтобы он сюда приходил. Ни к чему это всё. — блондинка задумчиво посмотрела на Кристину. — Подожди… Артём? Вы с ним что, снова общаетесь?

Это было охренеть как больно. А ведь он был уверен, что при таких травмах, он вообще ничего чувствовать не будет. А нет.

Та часть тела, которая функционировала — чувствовала. Ещё как. А особенно — голова. Как ни странно именно она болела больше всего. Он и раньше страдал от мигрени, но сейчас это стало невыносимо. Если бы не обезболивающие, которыми его пичкали, он бы уже сошёл с ума.

Стас бросил небрежный взгляд с спину удаляющегося психолога. Или психиатра. Он даже не вникал. И не собирался. От одной мысли, что в его башке кто-то будет ковыряться (даже с благой целью) его выворачивало наизнанку.

— Сука, — тихо выругался, когда дверь в палату закрылась и он остался один, — без вас справлюсь.

Конечно… справится.

Только вот пока что в нём сидело одно единственное желание: сдохнуть.

Лучше бы он сдох в этой аварии, чем вот это всё.

Чувство вины не просто не давало ему покоя. Оно не давало ему спать. В буквальном смысле. Ко всему прочему, теперь его одолевает ещё и бессонница. Просыпаясь едва ли не каждый час, он с трудом засыпает. Чтобы через час проснуться снова. И это было так же невыносимо.

Хотелось кричать. Хотелось просто встать и разнести вдребезги эту чёртову палату! Но теперь он даже этого сделать не мог.

Калека.

Инвалид.

Теперь ему самому нужна помощь волонтёров…

Горько усмехнувшись, парень протянул руку к своей тумбе и стянул с неё телефон. Как это ни удивительно, но мобильник выжил. Если быть точнее: вообще не пострадал. Он уже был в его палате, когда Стас пришёл в себя. Как сказал лечащий врач: приходил отец. Оставил сыну телефон. Приходил дважды. И оба раза не застал Стаса в сознании. Во время второго визита Стас спал под действием обезболивающих и седативных препаратов.

Покрутив в пальцах телефон, он всё же открыл пропущенные вызовы и просмотрел сообщения. Снова и снова задерживал взгляд на ЕЁ имени.

Тина пыталась ему дозвониться. Именно тогда, когда Стас лежал на операционном столе. В то утро он был недоступен.

А что сейчас? Сейчас Стас, наверное, и трубку бы не взял.

А что он ей скажет?

Сказать ведь больше нечего…

Он и в глаза-то ей смотреть не сможет.

Что уж тут говорить?

Прости, что чуть угробил твою подругу?..

Ведь если бы не он… если бы он тогда не отвлёк Ника своими проблемами… если бы не протянул язык. Ник бы не допустил этого столкновения. Потому что Стас знал его как самого, блядь, ответственного и внимательного водителя.

А теперь Никитос так же как и он прикован к койке. Разница лишь в том, что у одного не работают ноги. У второго — голова. Или что там отключается при коме?..

— А-а-а-а! — зарычал, прикрывая глаза согнутой в локте рукой. — Су-у-ука… — завыл от бессилия и отчаяния.

И вдруг поймал себя на мысли: так вот она? Беспомощность? Какая же ты отвратительная…

Почувствовав холодок, Стас убрал от лица руку и повернул голову. Дверь в его палату открылась, и он в этот момент Бога молил, чтобы это была не санитарка. Это пиздец как унизительно: когда за тобой, ещё вчера здоровым и полным сил парнем, выносят утки и подтирают зад.

— Душно тут у вас, — пропела входящая женщина и занесла за собой ведро и швабру. — Сейчас проветрим… уборку влажную сделаем.

Это не звучало как вопрос или предложение. Это был факт, который он не мог оспорить. Единственное, что он сейчас мог: принять. Принять всё так, как есть. И попытаться из этого выбраться.

Если быть откровенным, то Стас не хотел видеть никого. Совсем. Ни даже Лёву или Саню, ни Таню. Ни тем более отца.

Мысленно держал в главе Тину, но и её визита он тоже не ждал. Предстать перед ней в таком виде… ощутить беспомощность перед ней… унизительно.

Так что…

Но сейчас перед ним сидел его отец. Заискивающе смотрел на него и тем самым злил ещё больше.

— Ты разве никуда не торопишься? — процедил парень, намекая родителю, чтобы тот катился отсюда ко всем чертям. — Посмотрел? Теперь можешь ехать.

— Стас, — вздохнув, он поднялся на ноги. Отвернулся, делая вид, что рассматривает панно на противоположной стене, — ты должен меня выслушать.

— Я ни хрена тебе не должен, — отрезал брюнет, стискивая челюсти, — я уже всё услышал. Слушать тебя теперь будут другие люди.