— О, какая жалость. А Пайк? — В его голосе слышался гнев, а движения были резкими, когда он захлопнул книгу Тритон. — Как странно, что его брат объявился в тот самый час, когда он оказался должен именно ту сумму, которую твой эльф Каламак потратил на покупку недвижимости в Цинциннати.

— Как ты… — сказала я дрожащим голосом. Я была совершенно уверена, что Ходин наслал на убийц проклятие, чтобы облегчить им похищение Пайка. Я вытрясу из него ответ, если он когда-нибудь снова покажется.

Ал поднялся из-за стола и, прищурившись, посмотрел на меня.

— Четыре очка у одного ворона. С твоей стороны выбыли все: Дженкс, Стефани, Пайк и Трент.

— У ворона? — повторила я, уловив смысл его извращенной метафоры. — Ты имеешь в виду Ходина? — Ублюдок. Гетти сказала, что Ходин солгал насчет Пайка. Демон тоже подслушал, как Трент работал над своей коммерческой сделкой… до того, как все внезапно пошло наперекосяк. Гетти утверждала, что-то толкнуло ее в машину Стеф, и я знала, что Ходин выдал Стеф заклятие для Гетти от боли, когда я выходила из комнаты, и Стеф заработала еще одну метку демона. Я почувствовала его магию на лестнице, и Стеф чуть не расплакалась, несмотря, нет, из-за быстрого выздоровления Гетти. О, нет…

— Как мило со стороны Ходина, что он выдал тебе проклятие, которое поможет убедить мастера вампиров уйти, — с горечью сказал Ал, и все внутри похолодело. — Да, ты права. Я должен извиниться перед тобой. Ты совсем не глупая.

Я уставилась на него, и на меня снизошло понимание. Сын волшебно-пердящего тролля. Ходин систематически отнимал у меня всех, на кого я могла положиться. И я позволила ему это сделать.

— Почему? — спросила я, подняв глаза и увидев насмешливое выражение на лице Ала. — Зачем ему забирать моих друзей? Я нужна ему. Я защищаю его от всех вас, и он это знает. — Но Ал был прав, и мое замешательство едва пересилило гнев.

— Ты защищаешь его. — Ал потянул за шнурок на манжетах. Он делал это, только когда я вела себя особенно глупо, и я покраснела. — Скажи мне, Рейчел. Что у тебя есть такого, чего он не может получить сам? Чего он жаждет? Что он видит каждый день из того, что есть у тебя, и чего не может получить он?

— Ничего. — Я пыталась найти изъян в его логике, что-то, что я могла бы использовать, чтобы доказать, что он смотрел на все сквозь очки, которые искажали события, чтобы поддержать его ненависть к Ходину. — Все, что у меня есть, — это моя церковь и мои друзья. Если бы не они, я бы никогда не смогла удержаться на должности субросы.

Я перевела взгляд на него. Мать твою, ведерко с гноем, из которого все лилось.

— Он пытается занять мое место субросы.

Ал улыбнулся, и впервые за долгое время это испугало меня.

— И вот ты здесь, запятнанная и воняющая темной магией, которую ты извратила. — Он провел пальцем в дюйме от моей кожи, сморщив нос от отвращения, и потер большим и указательным пальцами друг о друга, словно оценивая. — Ты это заслужила.

Я почти слышала, как он подумал: «приворотная шлюха», и я рухнула там, где стояла, не двигаясь с места, гадая, как мне это исправить. По крайней мере, он снова разговаривает со мной.

— Мне так жаль, — сказала я, и он горько рассмеялся. — Мне следовало послушать тебя о Ходине, но я не хотела жить в мире, где демоны были плохими просто потому, что они были демонами.

— И? — произнес он, и в этом единственном слоге были видны окровавленные шипы.

Я вздохнула, чувствуя себя уязвленной. Надежда на то, что он может простить меня, была болезненной.

— Наши сородичи плохи не потому, что они — демоны, — сказала я, тщательно подбирая слова, потому что, если я попытаюсь отнять у них зубы, не сомневаюсь, они потратят следующую тысячу лет, доказывая свою божественную силу. — Они плохие, потому что такими им нужно было быть, чтобы выжить. Но ты больше не такой. Ты доказал это.

— Необоснованный аргумент, который не выдерживает критики. — Ала скривил губы. — А я… не хороший.

Это слово пронзило меня холодом, порожденным злобой, порожденной ненавистью ко всему, что было раньше, и я попыталась вернуть его мысли в настоящее.

— Да, ты нехороший, — сказала я, подходя ближе. Он злился на себя, а не на меня. — Но у тебя есть сострадание, — добавила я, и он зарычал, устремив на меня разочарованный взгляд. — Я совершила ошибку, которая могла меня убить, — сказала я, вставая из-за стола. — Знаю, ты наложил защитное заклинание на колокольню. Ты помогал мне выжить, пока я не понимала этого. Я совершила ошибку. Я пытаюсь ее исправить.

— Ты удивительна в своем невежестве, — сказал он, и я осторожно вздохнула, подавляя надежду, что он не заметит этого и не обидится. — Может, ты и не окажешься в бутылке, но Алькатрас выглядит многообещающе.

— Я… — я с трудом сглотнула, прикусив нижнюю губу. — Я обещала защитить его, если ты попытаешься посадить его в бутылку за смешивание магии эльфов и демонов. Я никогда не говорила ему, что не засажу его в бутылку за то, что он солгал мне. А он солгал мне. Наложил на меня темное проклятие. Сказал, что оно белое. С меня хватит.