Он просто хотел пить.

Однажды, сквозь забытьё, густое, точно смола, текущая по стволам вековых сосен, Калеви услышал умоляющий голос Рево, но, когда с трудом заставил себя очнуться, вновь настала тишина.

Ботаник, сидя в тёмной ночной комнате, несколько раз моргнул, не понимая, что видит, чуть дрожащей рукой нацепил на нос пенсне.

Нет. Ему не почудилось. Дверь была приоткрыта едва ли не на волос, и через эту тончайшую щёлку пробивался тусклый мерцающий свет.

— О, Одноликая, — почти плача, всё ещё не веря, не сказал, а прокаркал пленник. — О, Одноликая, спасибо тебе за милость.

Он пополз к двери, толкнул её, и та распахнулась, заставив его сердце трепетать от счастья. В нескольких футах, на стальном кольце, висел кованый фонарь, дарующий неровный, очень осторожный свет.

Калеви встал, ощущая подступившее головокружение. Слабость накатила и тут же отступила, когда он услышал музыку. Негромкую, но прекрасную.

Он не полагался на разум. Не помнил об осторожности и о том, как сюда попал. Его мотало от стены к стене, но Калеви шёл на звук, и тот с каждой минутой становился всё отчетливее.

Сперва сводчатый коридор, затем лестница наверх, комната, двустворчатые двери. Он надавил на них и буквально вывалился на… солнце, едва устояв на ногах.

Ярчайший свет слепил, и Калеви только через пять томительных секунд смог разжать веки.

Величественный бальный зал, множась в зеркальном потолке, улетая в бесконечность, выгорал от каштановых ламп, сияющих, заставляющих свет отражаться от граней множества дорогих кристаллов в люстрах. Накрытые столы, снующие с подносами слуги, скрипичный квинтет, кружащиеся в танце пары. Женщины с высокими причёсками, в липнущих к телам золотых платьях с глубоким вырезом. Их кавалеры в расшитых серебристыми нитями камзолах. Драгоценности на гостях сверкали. Все, кроме слуг, носили одинаковые маски — белые личины с отпечатком алой четырёхпалой птичьей лапы.

Двое высоченных лакеев — в белых париках и перчатках, в красных камзолах с медными пуговицами, стоявшие по бокам от дверей, скосили глаза на беспардонно ввалившегося в зал незнакомца, но не шевельнулись.

Всё это Калеви пропустил.

Потому что перед его взором было одно-единственное важное на данный момент — журчащий в центре зала фонтан. Он кинулся к нему, забыв о робости, о неловкости, о скромном костюме, совершенно неподходящем к ситуации, к мероприятию, публике. Опустил к нему голову, едва ли не нырнул, и начал жадно пить. Глоток за глотком ботаник пил и пил благословенную жидкость, словно верблюд.

Только через долгие мгновения он понял, что в фонтане не вода, а игристое вино. И почти сразу же опьянел. Голова закружилась, пенсне слетело, упав на дно. Он охнул, сунул туда руку по плечо, замочив рукав.

Какая-то женщина, наблюдая за ним в прорези маски, негромко, презрительно рассмеялась.

— Что это за шут? — с видимым отвращением спросил один господин у другого.

Калеви, несмотря на сильнейший шум в голове, представлял, как он выглядит: в несвежей одежде, истощённый, неряшливый, абсолютно жалкий среди этих, вне всякого сомнения, благородных людей.

Он стал бормотать извинения заплетающимся языком, и в этот момент двое лакеев, тех самых, высоченных, подхватили его под руки, приподняли над полом и поволокли прочь из зала, прочь от света, прочь от еды и вина.

— Нет! — жалобно пискнул он. — Пожалуйста! Не надо! Только не обратно!

Но они молчаливо и деловито внесли ботаника назад, в полутёмные коридоры. Из-за утраты пенсне всё было мутным, нечётким. Он совсем потерялся, да ещё и алкоголь туманил разум.

Он не помнил, как оказался в комнате. Круглой, стены которой были затянуты зелёными драпировками. Несколько занавесей висели прямо перед лицом, свет единственной лампы был тускл. Наверху, кажется, балкон, опоясывавший комнату по периметру. Там — тени. Силуэты. Белые одинаковые лики, красные птичьи лапы на них.

Каждый смотрел на него, Калеви чувствовал их взгляды, и тревога захватила его сердце, заглушая, подавляя все остальные чувства.

Его поставили на ноги. Он не удержался, начал заваливаться, и лакей поддержал его, помог восстановить равновесие.

— Благодарю вас, — нерешительно пробормотал ботаник, ойкнул, получив сильный тычок в спину.

Он сделал десяток поспешных шагов вперёд, споткнулся и растянулся на полу.

Под потолком словно ветер пролетел — череда шёпотков зрителей. В них было и ожидание, и предвкушение, и восторг.

Калеви больно ударился подбородком во время падения и теперь, охая, сел. Понял, что его ладони в крови. Кровь — тонкими нитями была разлита по полу, собираясь в сложный узор. Внезапно ботаник увидел, что в пяти шагах от него кто-то лежит. Пришлось прищуриться, чтобы на один миг появилась чёткость во взгляде, и он узнал Рево с перерезанными на руках венами.

Остекленевшие глаза устремлены в потолок.

Калеви тоненько, полузадушенно пискнул, несмотря на слабость, поднялся и тут же снова упал на зад. Ноги отказались слушаться, а разум — воспринимать происходящее.