Герой «Махабхараты» Арджуна. Образцовый витязь индийского эпоса

Книга посвящена Арджуне – главному витязю «Махабхараты», героического эпоса Древней Индии. В каждом эпическом памятникe или циклe памятников нетрудно выделить главного героя: это Геракл греческих мифов, Илья Муромец русских былин, Сигурд германских песней, Кухулин ирландских саг. Главный герой выделяется силой, доблестью, благородством. Он готов жертвовать жизнью, защищая свое племя (Беовульф), страну (Ростем) или прекрасную даму (Ланселот), взамен домогаясь славы. Кроме того, главный герой всегда сражается на стороне добра, являя по совокупности черт образ идеального витязя. Раз поместив персонаж в нишу главного, то есть образцового героя, сказание снисходительно относится к его проступкам: убийства Гераклом собственных детей и племянников находчиво оправдываются насланным Герой безумием, а насилие Дигениса Акрита над спасенной девицей – сиюминутной слабостью. Но образ главного героя «Махабхараты» не укладывается в привычные рамки: у Арджуны есть соперник, не уступающий ему в силе и доблести, и превосходящий его благородством. Кроме того, царевич Арджуна оказывается способен на откровенно скверные поступки, в том числе на поле боя. Почему древний поэт приписал прекрасному и могучему царевичу вопиющие нарушения правил поведения благородного героя и при этом сохранил за ним пьедестал первого витязя? Как аномалии поведения Арджуны связаны с чрезвычайной даже для героя древнего эпоса мифологизацией его образа? Объясняются ли они побратимством с богом-героем Кришной? Для ответа на эти вопросы автор вычленяет общие правила конструирования образа главного героя эпическими памятниками от Древнего Востока до европейского средневековья, а затем налагает на эти правила проповедуемые индийским сказанием религиозно-этические максимы. Книга предназначена читателям, интересующимся мифами и эпосом Древней Индии.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Великий эпос Древней Индии «Махабхарата» в своей основе относится к классической героической поэзии, при этом содержит элементы и стадиально более ранних архаических песней, и позднего дидактического эпоса. В соответствии с преобладанием в памятнике «слоя» героической классики, основу сюжета составляет династическая борьба двух групп принцев-кузенов, Пандавов и Кауравов, а центральное место в эпопее занимают четыре батальные книги, обстоятельно, поединок за поединком, живописующие кровавую восемнадцатидневную битву армий Пандавов и Кауравов на Курукшетре – поле их общего предка Куру. Кроме того, батальным книгам VI–IX, носящим имена полководцев армии Кауравов («Бхишма-», «Дрона-», «Карна-» и «Шальяпарва»), предшествует книга V о вполне безнадёжных усилиях разрешить конфликт методами дипломатии и замечательно плодотворной подготовке к боевым действиям («Удьйогапарва» или Книга о старании). За батальными следуют книга X об истреблении остатков уцелевшего воинства победителей («Сауптикапарва» или Книга о нападении на спящих) и книга XI об оплакивании павших героев и заупокойных ритуалах («Стрипарва» или Книга о жёнах). В результате в общей сложности с сюжетообразующей битвой непосредственно связаны книги V–XI.

И помимо центрального события – столкновения двух огромных армий – в эпопее, в соответствии с каноном героической поэзии, нет недостатка в воинских свершениях героев, от изолированных поединков до массовых сражений, и от подвигов героического детства до богатырского сватовства, похищения красавиц и борьбы со сверхъестественными существами. Подобными событиями насыщены I–IV, XIV и XVI книги.

Следует упомянуть и другую составляющую сказания. Дидактический эпос также занимает важное место в «Махабхарате», будучи представлен обильными назидательными отступлениями, рассеянными по большинству книг и особенно многочисленными в III книге («Араньякапарва» или Книга лесная), а также двумя полностью посвящёнными наставлениям и весьма объёмными XII и XIII книгами («Шантипарва» или Книга об умиротворении и «Анушасанапарва» или Книга о предписании). Всё же, несмотря на отменно важную роль дидактики (эта роль будет нами рассматриваема по мере надобности), героическая поэзия, как указано выше, доминирует в «Махабхарате», формируя её событийную канву. Как и следует ожидать от героического эпоса, и протагонистами, и антагонистами древнеиндийского сказания оказываются персонажи, смысл своего существования усматривающие в совершении ратных подвигов. Поэтому и самооценка героев, и их оценка другими персонажами и самим сказанием (вот где нам пригодятся дидактические отступления), в значительной мере основаны на их воинской доблести и чести, то есть следовании правилам сословной этики индийского воина – дхарме кшатрия. А на оценках ратных свершений во всех эпических традициях зиждется худая или добрая слава каждого героя: «…Он отрубил головы, пролил кровь, получил награду, достиг славы» («Песнь о том, как сын Казан-бека Уруз-бек был взят в плен». «Книга моего деда Коркута». М.-Л. 1962) (курсив наш – А. И.).

Все без исключения эпические герои заботятся о своей славе, как прижизненной, так и посмертной. Более того, обретение славы является главной целью их жизни. Но индийская эпическая традиция, в отличие от большинства других, помимо воинской доблести, уделяет сугубое внимание этическим проблемам (e.g., позволительно ли в сражении использовать трансгендера в качестве живого щита? греховно ли убийство почтенных наставников и близких родичей?). Освещению и толкованию этических норм, в том числе, в непосредственной связи с действиями героев, служат адресованные древней аудитории дидактические компоненты сказания. А перед современным читателем индийского эпоса встаёт вопрос: вносит ли исключительное значение, придаваемое этике, коррективы в интегральную оценку героев «Махабхараты»?

Следует признать, что в героической поэзии проблема этики персонажей традиционно мало занимает поэта и аудиторию, а при необходимости решается весьма просто и бывает представлена наглядно: лагерю благородных героев противопоставлены во всех отношениях отталкивающие враги (Иран – Туран «Шахнаме»; Русь – всевозможные «поганые» Киевских былин; защитники «милой Франции» – басурмане французских жест о Роланде или Гильоме Оранжском; киргизы – калмыки «Манаса», армянские герои – арабы «Давида Сасунского»). «Махабхарата» от этой схемы отклоняется. Разумеется, нам известны и другие героические сказания, лишённые простой и явной оппозиции «лагерь правых – лагерь дурных». Самым известным примером такого рода является «Илиада»: определить, на чьей стороне находятся симпатии Гомера, представляется затруднительным. При этом беспристрастность Гомера всеобъемлюща и распространяется не только на стороны конфликта в целом (данаи – тевкры), но и на индивидуальных героев обоих лагерей: их благородство за исключением единичных карикатурных фигур или безымянных «подлых» ратников сомнению не подвергается.

Представленная в «Махабхарате» картина явственно сложнее. На первый взгляд, сказание не оставляет сомнений в злокозненности агрессивных интриганов-Кауравов как фратрии и в благородстве невинных жертв их козней, Пандавов, а следовательно, и в правоте всего лагеря сторонников Пандавов: «Величественный мудрец» (биологический дед Пандавов и Кауравов Вьяса, которому приписывается авторство «Махабхараты» – А. И.) «рассказал… о честности Пандавов и о злых кознях сыновей Дхритараштры», – спешит сообщить поэт в первой же главе эпопеи. [Возможно, на взгляд современной аудитории с благородством протагонистов дело обстоит не совсем благополучно. Когда пятеро Пандавов с матерью хотят тайно спастись из дома, имеющего быть подожжённым коварными Кауравами – сыновьями царя Дхритараштры, – они ничтоже сумняшеся оставляют в пламени заснувшую семью из пяти юношей и их матери, чтобы обнаруженные на пепелище обугленные останки убедили врагов в их (Пандавов) гибели. В оправдании находчивые герои не нуждаются: сгоревшие сами зашли к ним за подаянием, да ещё напились пьяными, и к тому же происходят из лесного племени нишадов, одним словом – жалкие варвары. Таким образом, с точки зрения сказания и его целевой безупречно арийской аудитории ничего предосудительного благородные Пандавы и их праведная мать в данном случае не совершили. Для полноты картины заметим, что и поджог учинили сами Пандавы, не дождавшись исполнения плана коварными оппонентами].

Но, помимо основной оппозиции Пандавы – Кауравы, в составе каждого из двух враждебных станов можно обнаружить смесь героев, одни из которых на взгляд читателя (отвлечёмся пока от мнения сказания) привержены благородству, другие – низости. Более того, по ходу действия образ героя может претерпевать превращения, так что в результате удивительной чересполосицы деяний витязи, утвердившиеся было в амплуа благородных, в чрезвычайных обстоятельствах оказываются способны на предосудительные поступки, а аттестованные сказанием как злодеи порой способны на морализаторские сентенции и благородные порывы. Правда, в этом случае сказание демонстрирует известную асимметрию: если среди персонажей, которым в качестве modus operandi предписано злодейство, из своего амплуа выпадают очень немногие и только изредка, то герои, имеющие характерные задатки и приметы благородных, отличаются известной лёгкостью в соблюдении как этических норм своей варны, так и общечеловеческих.

Здесь необходимо сделать краткое отступление, чтобы напомнить: говоря о благородстве, мы не имеем в виду воинскую доблесть per se. так как проявлять доблесть в схватке могут и вполне отрицательные персонажи. Для дальнейших рассуждений чёткое различение качеств благородства и доблести эпического героя представляет первостепенную важность. Для пояснения обратимся к двум широко известным примерам.

Хаген «Песни о Нибелунгах» доблестно сражается и героически гибнет в составе делегации бургундов, которых коварно заманили в королевство гуннов и атаковали превосходящими силами. При этом тот же Хаген злодейски убил Зигфрида: спрятал меч и лук доверявшего ему героя и поразил его копьем в спину (!), когда тот наклонился над ручьем:

Во французском эпосе граф Ганелон – доблестный воин и самоотверженный посол императора франков Карла Великого, рискующий жизнью на поле боя и на переговорах в столице сарацин Сарагосе: