Здесь нельзя не сказать о том, что надежда на инициативу, на находчивость, которая призвана была искупить недостаток профессионализма, заметно составила в этот момент преимущество русского флота. Будущий адмирал Александр Семёнович Шишков оставил воспоминания, в которых очень невысоко оценил организацию службы на военном флоте Турции. Он, гардемарин Морского кадетского корпуса, был удивлён низким уровнем подготовки турецких командиров. При этом на кораблях Порты царил самый настоящий феодализм: матросы были вроде крепостных капитана. Между воинской дисциплиной и деспотией есть существенная разница.

…Приближаясь к неприятелю, линейный корабль «Европа» едва не наскочил на подводный риф и, уклоняясь от столкновения, проскочил отведённое ему место в цепи. Так передовым кораблём российской эскадры нечаянно стал «Св. Евстафий». Он и вступил «по усмотрению» в дуэль с флагманом османов.

Флаг главнокомандующего и командный пункт графа Орлова – на корабле, при крещении получившем от Екатерины II пышное, трёхэтажное название: «Трёх иерархов: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста» (иногда писали также – «Трёх святителей»). Но флот многоэтажные выражения терпит разве что в ругательных эскападах, так что исходное имя сокращалось до «Трёх иерархов» («святителей» тож). Судно это принадлежало всё к той же серии кораблей типа «Слава России», отличалось высокими мореходными качествами, хорошей маневренностью и остойчивостью. На борту «Трёх иерархов» – 66 пушек, 600 человек экипажа. Корабль занял место, военным языком выражаясь, в кордебаталии, то есть в самом сердце битвы, в боевых порядках, а не в арьергарде: генерал-аншеф не считал, что такому судну пристало бы держаться позади только ради безопасности главнокомандующего. Скорее уж беспокоило его в начале боя то, что на «Св. Евстафии», в авангарде, на первой линии событий, – его младший брат Фёдор.

В кордебаталии же, то есть в среднем ряду русских кораблей, заняли места также «Ростислав» и «Святой Иануарий». Упоминаем именно их, поскольку на «Иануарии», под началом капитана 1-го ранга Борисова, служил Василий Шенин, которому много позже предстоит осесть на землях Бежецкой пятины и выстроить там церковь, а «Ростиславом» – капитан 2-го ранга Василий Фёдорович Лупандин – из того же дворянского рода, что и будущий родственник Шенина. Тесен же мир, а уж флот – и тем более!

Лупандины-моряки вообще многое сделали для русского флота. Тогда же, в конце XVIII века, служил и дослужился до адмиральского чина ещё и Ефим Максимович Лупандин, тоже участник Первой Архипелагской экспедиции и, кстати, сухопутный сосед Шенина – владелец поместья в сельце Шастово Боровичского уезда Новгородчины…

Алексей Орлов видел, как команда «Св. Евстафия» пошла на абордаж. Рукопашная схватка была ожесточённой.

Рассказывали, будто бы один из русских матросов при попытке овладеть турецким флагом был ранен в правую руку. Он перехватил флаг левой рукой, а когда подбежавший янычар саблей ранил его и в левую руку, матрос вцепился в полотнище флага зубами и не выпускал его до последнего вздоха. Жаль, что имя смельчака не дошло до потомков – был бы у флота ещё один герой вроде легендарного матроса Петра Кошки, отличившегося при Севастопольской обороне 1854–1855 годов.

На турецком флагмане загорелась грот-мачта и… упала на палубу «Св. Евстафия». Люк порохового погреба во время боя не закроешь – надо быстро снабжать артиллерию зарядами, и искры попали в крюйт-камеру – самое уязвимое место военных парусников. Линкор взорвался, но пылающие корабли продолжали свой «парный танец» на волнах, и через несколько минут взорвался и турецкий флагман тоже. Здесь случились самые большие потери русских в Хиосском сражении, которое стало прелюдией к будущему «дню воинской славы». К счастью, адмирал Спиридов ещё до взрыва перешёл на «Три святителя». А с ним – граф Фёдор Орлов. Утверждалось, что именно благодаря распорядительности графа удалось в целости эвакуировать с судна и часть экипажа. Спасся и капитан корабля Александр Иванович Круз, взрывом выброшенный в море и подобранный русской шлюпкой. Страшная картина поединка, чёрно-красная от дыма и пламени, должна была навсегда врезаться в память Василия Шенина. Наверняка тогда он и дал себе слово: если уцелею под ядрами и не пропаду в волнах – выстрою церковь во имя Покрова Божьей Матери, в благодарность за её покровительство.

«Все корабли с великой храбростью атаковали неприятеля, все с великим тщанием исполняли свою должность, но корабль адмиральский “Евстафий” превзошёл все прочие. Англичане, французы, венецианцы и мальтийцы, живые свидетели всем действиям, признались, что они тогда не представляли себе, чтоб можно было атаковать неприятеля с таким терпением и неустрашимостью, – позже доложит императрице Алексей Орлов. – Свист ядер летающих, и разные опасности представляющиеся, и самая смерть, смертных ужасающая, не были довольно сильны произвести робости в сердцах сражавшихся с врагом россиян, испытанных сынов Отечества».

Зато ужасная дуэль и свист русских ядер смогли «произвести робость в сердцах» сынов Порты. Спустя два часа турки, обрубив якорные канаты, решили отступать в Чесменскую бухту. Там они рассчитывали на прикрытие береговых батарей.

Завидев приближение во тьме первых вспомогательных судов русской эскадры, турки вообразили, будто это беглецы с поля боя хотят сдаться в плен. И жестоко ошиблись.

Турецкие береговые батареи оставались далековато от горловины бухты, у которой встала русская эскадра.

Встала – и блокировала неприятеля, корабли которого были теперь скучены на относительно небольшой площади. Инициатива полностью перешла на сторону Спиридова, Эльфинстона и Орлова.

Русские корабли весь день 6 июля могли беспрепятственно расстреливать турецкие суда, как в тире. Что они и делали. 6 июля в пять часов пополудни, был военный совет у графа Алексея Орлова на корабле «Три иерарха». На совете участвовали: адмирал Григорий Андреевич Спиридов, контр-адмирал Джон Эльфингстон, цейхмейстер морской артиллерии Иван Абрамович Ганнибал и «со всех кораблей и прочих судов» командиры. На этом совете положено было атаковать неприятеля вторично». И именно это было отображено в приказе графа Орлова, отданного после военного совета: «Наше же дело должно быть решительное, чтобы оный (турецкий) флот победить и разорить, не продолжая времени, без чего здесь в Архипелаге не можем мы и к дальнейшим победам иметь свободныя руки». Мысль сжечь турецкий флот, в том числе используя брандеры, появилась у руководства русской эскадры сразу же после сражения 5 июля, когда турецкие суда находились в беспорядке и паническом страхе в Чесменской бухте. Но брандеров в русской эскадре не было. Их надо было найти или оборудовать, и под них стали готовить 4 греческих судна, следовавших за русской эскадрой. Приготовление брандеров было поручено цейхместеру морской артиллерии Ивану Ганнибалу. Он же должен был назначить на каждый брандер «по одному надёжному артиллеристу», который, по приказу брандерного командира, сцепясь с турецким кораблём, должен был «зажечь брандер и в точном действии, чтобы оный загорелся и неприятельский корабль не отцепясь от него точно сжечь».