– О каких деньгах речь, что вы! – Скэриэл закатил глаза. – Зачем травмировать девушку! Я хороший человек! – Он положил руку на сердце и проникновенно продолжил: – Хочу помочь полукровкам и низшим, а мистер Эн решил избавиться от меня, потому что я несу добро в этот мир. Он угрожал мне, и теперь я в бегах.

Добро от Скэриэла опаснее, чем может казаться на первый взгляд. Если он добр к тебе, значит, обязательно воспользуется тобой в будущем. От злости я сжал кулаки.

– Как ты ещё не заврался сам… – Эдвард устало вздохнул.

– «Лжецу нужна хорошая память», – процитировал Скэриэл, – Так сказал Квинтилиан, древнеримский оратор. Но я считаю, что каждому лжецу нужна не только хорошая память.

– И что же ещё?

– Вера.

– Вера? – уточнил Эдвард.

– Ага. Вера в свою ложь. Лжец должен искренне верить в то, что он говорит.

– Так ты поможешь найти её отца? – спросил я, когда Эдвард, помрачнев, отошёл в сторону.

– Отца? – Скэриэл непонимающе посмотрел на меня и тут же ударил себя по лбу. – Отца Валери? А, ну, конечно, – он махнул рукой, – как-нибудь, когда-нибудь.

Он скинул футболку и зубами порвал упаковку бинтов. На его теле всё зажило, на груди не было и следа от ножевых ранений.

– Помоги мне. – Он протянул бинт Эдварду.

– Зачем? Твоя рана затянулась. – Эдвард скрестил руки на груди.

– Надо забинтовать. Готье не знает, что на мне всё быстро заживает. Он будет в шоке, если увидит это. – Скэриэл указал на себя.

– Ты при нём собрался раздеваться? – с недоумением спросил я и тут же смутился.

– Какие интересные подробности, – хмыкнул Эдвард. – Ничего не хотим знать для нашего же спокойствия!

– Раздеваться не планирую, но на всякий случай. Он явно спросит о ране.

Хитклиф, Хитклиф, опять Хитклиф… только Скэриэл оправился – и сразу побежал к нему! А ведь этот чистокровка сейчас наверняка живёт спокойной жизнью, даже о нас не вспоминая. Я поднялся и отвернулся, боясь, как бы все не увидели мою резкую смену настроения. Пришлось сделать вид, будто завариваю себе чай, – я чуть было не разбил кружку. Нет уж. Хватит думать про эту чушь, куда больше меня должно волновать другое. – Стой… ты хочешь отправиться в Центральный район? – Этого я боялся больше всего. – Ты рехнулся!

– Ну да… – терпеливо кивнул Скэриэл, – Говорю же, чтобы увидеться с Готье и поговорить.

– Но люди Энтони…

– Я буду осторожен. Они думают, что я мёртв, и даже не заметят меня у себя под носом.

– Это опасно, – проговорил Эдвард, всё же взяв бинт. – Ставит под угрозу всё, что мы сделали.

У Скэриэла завибрировал телефон, и, глянув на дисплей, он хитро улыбнулся.

– С первой скорой помощью придётся подождать. У меня важный звонок из горячей точки.

Я посмотрел на Эдварда, но тот, махнув рукой, ушёл в сторону ванной. Собрав бинты, я услышал чарующий голос Скэриэла, от которого у меня чуть сахар в крови не подскочил до критического уровня.

– Привет, любимая. – Скэриэл прикрыл рукой телефон, прошептал мне «ЛОРА» и сразу протяжно добавил: – И я скучал, как ты? Не обижают тебя чистокровные?

Он поднялся и принялся наматывать круги по квартире.

– Что интересного произошло, пока меня не было? Все чистокровные семьи собрались у вас? Хм. Какая ты умница. Лора, а о чём говорили Хитклиф, Брум и Кагер в кабинете?

– Это дательный падеж, – уверенно произнесла Оливия, глядя на меня с экрана. Над её головой в октавианском форуме – так называлась местная онлайн платформа для переписок и видео/аудиосозвонов, – светилось зелёное «Ви-Ви». Большое окно за спиной выходило на солнечную сторону. На подоконнике я мог разглядеть множество растений в маленьких тёмных горшочках. На стене сбоку висел десяток полароидных снимков, но с расстояния сложно было сказать, кто на них запечатлён.

Оливия сидела в глубоком кресле, время от времени плавно покачиваясь. На ней была чёрная футболка с рисунком – девушка в доспехах, картина «Жанна д’Арк» Джона Эверетта Милле. Мне нравился этот художник, особенно его «Смерть Офелии». Не удивлюсь, если у Оливии есть футболка и с таким рисунком.

– Ты про какую фразу? – подперев подбородок рукой, спросил Оливер и смачно зевнул в сторону.

У него были мешки под глазами, осунувшееся лицо, да и в целом он выглядел так, словно проснулся за минуту до нашего созвона или не спал вовсе. Мы не общались с последней «семейной» посиделки: вернулись к учёбе, погрязли в домашних заданиях, и на встречи совсем не осталось сил. Только сегодня выкроили час на то, чтобы вместе заняться латынью.

Комната Оливера была оформлена в тёмных тонах, на стене висела впечатляющая репродукция Жака Луи Давида «Гнев Ахилла», сбоку я мог заметить половину «Погребения Патрокла». Ожидаемым оказался и ник Оливера в октафоруме – «Сын Пелея». Если раньше я считал, что близнецы схожи не только внешне, но и по интересам, то теперь, оценив эти небольшие кусочки личного пространства, понял, насколько они разные.

– «Non scholae, sed vitae discimus», – ответила Оливия, что-то строча на листке.

– Спасибо, а то я сомневался, – карандашом подписав падеж напротив фразы, я отложил тетрадь в сторону, – а как переводится?