Шрифт:
– Не болен? Ну и хорошо. Видно, просто нужно отдохнуть подольше. Засиделись мы с тобой на плоту, вот и ноги никак не разойдутся.
Но на душе было неспокойно. Долго не мог заснуть, прислушиваясь к дыханию степи. И чем дольше прислушивался, тем тревожнее становилось на сердце. Чужое приближалось. Тех еще не было здесь (быть может), но они приближались. Сердце изнывало от беспричинной тоски; Аймик казался сам себе таким слабым, таким несчастным… И он знал: это – знак Врага. С этим нужно справиться во что бы то ни стало. Отчаявшийся не выстоит.
Небо рваное, в тучах, словно и не было вовсе вчерашнего звездного света. Ворочался и постанывал во сне Дангор. Ему хуже; у него, безродного, — никакой защиты, кроме отца. А сможет ли защитить он, неколдун? Великий Ворон, где же ты?
…Багровый закат встретил их настороженной тишиной. Они насобирали, сколько смогли, хвороста и сухой травы (собирал-то в основном Аймик; Дангор просто боялся оставаться один). Поужинали засветло, с тревогой и надеждой поглядывая то на догорающий горизонт, то на таким же цветом тлеющий Огненный круг. Ночная птица, прокричав что-то печальное, прочертила над ними воздух, едва не задев головы. Вздрогнув, Аймик пробормотал заклинание.
Тьма – или это только чудилось? – наступала уж очень быстро, и вместе с ней пришел ветер. Ледяной, пронизывающий, совсем не летний. Хуже, чем накануне.
– Давай-ка ложись. – Аймик подал сыну тонкое одеяло из оленьей шкуры, стараясь, чтобы голос был спокойным и руки не дрожали. – Нужно отдохнуть. Нам идти еще… хоть и близко, а все-таки далеко.
Он сам рассмеялся тихонько и тут же замолчал, явственно расслышав в посвисте ветра глумливый, передразнивающий смех. Те, другие, все же их настигли…
Дангор лежал неподвижно, лисенком свернувшись под одеялом. Аймик понимал: ему хуже, намного хуже. Тонкая замша не защищала его ушей от слов, что нашептывала Тьма… Быть может, даже глаз его не защищала. Дангор совсем беззащитен. Лишь он, отец…
Пересиливая слабость, Аймик встал и двинулся туда, где сгущалась тьма. (Или это все же только тени?)
– Уходи! – как можно тверже произнес он, Избранный, Вестник. — Во имя великой жертвы, что принесла Та-Кто-Не-Может-Умереть, говорю вам всем: убирайтесь назад, в Предвечную Тьму! Словом Света заклинаю вас! Мы не ваши!
Он сделал Знак Света — и ослепительный Удар Неба прорезал пустынную степь. А еще через мгновение, вслед за грохотом, до основания потрясшим весь Мир, хлынул неистовый водный поток. Аймик, моментально вымокший с головы до ног, не торопясь побрел к погасшему костру и заботливо укрыл Дангора второй шкурой. Сына трясло крупной дрожью, и Аймик понимал: не от холода, не от внезапно обрушившейся сырости. Во всяком случае, не только…
– Постарайся уснуть. Их нет. А ливень скоро кончится.
Сам он, раскинув руки, подставлял лицо и грудь Небесной воде и шептал слова благодарности вперемешку с заклинаниями.
ИХ НЕТ! Слава Могучим, он снова победил! Но надежна ли эта победа?
В тот самый момент, когда разверзлось Небо, он отчетливо услышал голос Дада:
– Вы будете наши! Вначале твой сын, а потом и ты!
6
Аймик спешил изо всех сил. Но силы оставляли не только сына – его, Вестника, тоже. И чем больше слабели они, тем могущественнее и увереннее становился Враг.
Дангор не просто ослаб – двигался еле-еле, с отцовской помощью, ничего не видя и не слыша вокруг. Кроме тех, других, разумеется. Оно и не удивительно: целый день почти совсем не ест и не пьет…
Хуже того, даже днем, в пути, при солнечном свете, Аймик и сам начал различать скользящую тень, чуждую земным теням. И чем явственнее было ее присутствие, тем тусклее казался блеск неисчислимых рогов Небесного Оленя. Мир словно выцветал…
Аймик, одинокий как никогда, сейчас особенно страдал от одиночества.
(Хоть бы словом с кем переброситься. Хоть бы сказал кто: где его искать, этого Великого Ворона или как его там… А я-то еще на эти степи надеялся, расхваливал их.)
К вечеру – словно кто-то наконец услышал его мольбу – встретились и люди. Охотники понимали его язык, хоть и не были детьми Ворона. Знали даже, кто пытается задать им вопрос о Великом Вороне. Да только не ответили – в ужасе шарахнулись прочь, закрывая лица, делая знаки, отводящие зло. Кричали: