Шрифт:
– Может быть… Но девушка уже здесь. А раз пришла, то теперь не может быть и речи о нашей неучтивости.
– Почему же это?
– Очень просто! Прибежала девушка по первому звонку, значит, приятно ей ваше приглашение, значит, проявляет к вам интерес. А то, что внешне все это выглядит несколько необычно, не имеет никакого значения. Вы еще потом вместе благодарить меня будете, посмеетесь вместе – мол, уж эта Куримото, какие она штуки выкидывала! Когда люди между собой договорятся, не важно ведь, как они договаривались. По опыту знаю…
Тикако говорила весьма самоуверенно, она словно хотела сказать: «Чего юлишь, я же тебя насквозь вижу!»
– А вы что… уже говорили об этом?
– В общем, да.
Казалось, Тикако сама сгорает от нетерпения и подталкивает Кикудзи – да ну же, не тяни, решайся!
Кикудзи вышел на галерею и направился в гостиную. Проходя мимо большого гранатового дерева, попытался изменить выражение лица. Неудобно появиться с недовольным лицом перед девушкой.
Темная густая тень под гранатом напоминала родимое пятно на груди Тикако. Кикудзи тряхнул головой, стараясь отогнать видение. У входа в гостиную, на каменных плитах садовой дорожки, лежали последние отблески заходящего солнца.
Все сёдзи гостиной были раздвинуты, Юкико Инамура сидела почти у самой галереи.
Кикудзи показалось, что от девушки исходит слабое сияние и освещает сумрачную глубину просторной комнаты.
В токонома в плоской вазе стояли ирисы.
И на поясе девушки были красные ирисы. Случайность, конечно… А впрочем, не такая уж случайность: ведь это очень распространенный символ весеннего сезона.
Ирисы в токонома были не красные, а розовые, на очень высоких стеблях. Чувствовалось, что цветы только что срезаны. Наверное, Тикако поставила их совсем недавно.
2
На следующий день, в воскресенье, был дождь.
После обеда Кикудзи пошел в чайный павильон. Надо было убрать посуду, оставшуюся после вчерашней чайной церемонии.
И кроме того, ему захотелось посидеть там одному. В душе поднималась смутная тоска, когда он вспоминал о Юкико. Может быть, и аромат еще оставался в павильоне.
Велев служанке подать зонтик, он сошел с галереи на каменную дорожку и тут заметил, что водосток в одном месте, под крышей, прохудился, и вода с шумом хлещет на землю у гранатового дерева.
– Надо починить, – сказал Кикудзи служанке.
– Да, надо.
Кикудзи вспомнил, что в дождливые ночи шум воды, выливавшейся из этой дыры, давно мешал ему спать.
– Впрочем, зачем чинить. Когда начинаешь ремонтировать одно, сейчас же выясняется, что и другое требует ремонта. Лучше уж продать дом, пока совсем не обветшал.
– Нынче все, у кого большие дома, так говорят, – ответила служанка. – Вот и вчерашняя барышня все удивлялись, какой у нас просторный дом. Наверное, барышня собираются жить в этом доме.
Кажется, служанка хотела посоветовать не продавать дом.
– Уж не учительница ли Куримото вчера наболтала?
– Да. Когда барышня изволили пожаловать, госпожа учительница повели их по всему дому, все им показали.
– Черт знает что такое!
Вчера Юкико ничего ему об этом не говорила. Кикудзи думал, что Юкико все время сидела в гостиной, а потом вместе с ним была лишь в чайном павильоне. Поэтому ему сегодня и захотелось проделать тот же путь – от гостиной до павильона.
Вчера он долго не мог уснуть. Ему все казалось, что в чайном павильоне сохранился запах ее духов, и он готов был вскочить посреди ночи и пойти туда.
Чтобы успокоиться и уснуть, Кикудзи раз сто повторил про себя: «Юкико для меня недосягаема, абсолютно недосягаема».
А теперь он вдруг узнает, что «недосягаемая» Юкико вчера спокойно ходила по его дому с Тикако и все разглядывала. Очень уж это неожиданно и как-то странно.
Он зашагал по дорожке к чайному павильону, велев служанке принести горячих углей для очага.
Тикако жила довольно далеко, в Кита-Камакура, и вчера ушла вместе с Юкико, поручив служанке прибрать в чайном павильоне.
Собственно говоря, убирать было почти нечего, только положить на место составленную в угол посуду. Но Кикудзи не очень ясно представлял, куда что класть.
– Тикако лучше знает, куда это все девать… – сказал он вслух.
Взгляд Кикудзи упал на токонома. Там висела узкая небольшая картина, иллюстрация к стихам.
Это была миниатюра Мунэюки – чуть тронутый тушью фон и на нем, тушью же, бледные расплывчатые линии.
Вчера Юкико спросила:
– Простите, чья это вещь?
Кикудзи не мог ответить.