Кира скептически хмыкнула. Домнин уже сколько староста — и до сих пор не знает, что заморочки с ведомостями и зачётками никому не нужны? Даже если бы преподавателя поймали на взятках, то студентов точно бы не заставили пересдавать предмет, который был «куплен».

В итоге она только закатила глаза, вздохнула… и промолчала.

Консультация прошла быстро. А «Альберт Мольбертович», их куратор, у которого они как раз и должны были сдаваться, задержал Киру после.

— Обычно спецпредметы не ставят автоматом, — сказал он.

— Вы об этом уже говорили, — ответила Кира. — В самом начале курса.

— О… Вот как, — кивнул «Альберт Мольбертович». — И всё же в пятницу вы меня очень впечатлили… Вы так же знаете и мой предмет?

Кира внимательно и спокойно посмотрела в глаза преподавателя, не понимая, чего он от неё хочет. Экзамен будет — и увидит сам, разве нет?

— Я решил поставить вам автомат, — всё-таки сказал «Альберт Мольбертович». — Давайте зачётку.

Кира ехала домой в полупустом автобусе. Получается, что приезжала на сессию меньше, чем на неделю. И всё же неприятный осадочек оставался. Получалось, что все те люди, с которыми она училась, не увидели оскорблений её преподавателем, возможно, даже посчитали их справедливыми в её адрес, не увидели, не интересовались её состоянием, болью, не узнали, что именно она сделала, чтобы получить оценку, но быстро осудили за результат.

Никто не видит твоих усилий, зато завидуют результату. Это даже забавно. Значит, она рано записала Домнина в друзья. Все они всего лишь соученики, не больше и не меньше. Возможно, раньше она бы даже расстроилась, может быть, начала оправдываться, рассказала, как всё было, но… Кире просто не захотелось. Оправдываться? Разве она в чём-то виновата, чтобы объясняться? И перед кем? Разве на самом деле чьё-то мнение в группе для неё важно? Не захотелось даже… пачкаться о чужие пересуды и домыслы. О чужую глупость и грязные мысли. Правы были тибетские монахи, придумавшие динамическую медитацию: мысли лишь мешают сосредоточению и просветлению.

Кира закрыла глаза и очутилась на зелёной поляне рядом с Гримом, который сидел на берегу и с каким-то детским восторгом бултыхал босые ноги в речке.

— Это ведь всё неспроста, да? — спросила Кира, присев рядом и без труда мысленно несколько раз сменив свою одежду на более подходящую. В итоге она выбрала майку-топик, бриджи и сланцы.

Грим упорно пытался поймать пальцами ног юрких мальков, которые начинали нападать, стоило замереть в воде.

— Я подхожу к рубежу человечности или вроде такого? Какой у меня ментальный возраст сейчас? — спросила Кира.

Над водой зависли сиусянские цифры, которые, дрогнув, превратились в «550,7».

Обратный отсчёт шестисот галактических зим, каждая из которых длилась примерно сорок земных месяцев.

— Почти пятьдесят, — хмыкнула Кира. — Ты говорил, что, по вашему мнению, земляне не могут перешагнуть ментальный рубеж пятидесяти галактических зим.

— Ты сможешь, — тихо ответил Грим. — Ты уже.

— Я без труда остановила свои мысли, только решив это сделать, — хмыкнула Кира. — Теперь я совсем не думаю, а проживаю. Качусь капелькой по паутине. Я думала когда-то: как можно разговаривать, не думая, что-то делать, не думая? Но… Оказалось, это вполне реально. Ты просто знаешь, понимаешь, делаешь и тебе нет нужды думать.

— Верно, — кивнул Грим.

— Я потеряю свою человечность, если перейду этот рубеж дальше?

— Полагаю, это во многом будет зависеть от тебя, — ответил Грим, наконец посмотрев на неё.

— Да, — согласилась Кира.

Автобус приехал, но никто не встречал, так как сообщить заранее о своём приезде Кира не могла.

Дома была только сестра, мама работала, папа был в командировке.

— Ты делаешь уроки? — спросила Кира, заметив на столе раскрытую тетрадку.

— Н-нет, — замялась Нюха.

— Дневник? — предположила Кира. Сама она писала дневники с шестого и до одиннадцатого класса. Пыталась и в университете, но попросту уже уставала от однообразной писанины, так как про свои дела и события подробно писала маме, а также, пусть и не так подробно, ещё десяти адресатам. Плюс лекции. К вечеру запястья и так уже ломило, и она стала записывать реже, а потом и вовсе бросила. К тому же тайну Грима не хотелось доверять бумаге. Такие хранилища могут быть не слишком надёжны: взять хотя бы соседку Люду, у которой напрочь отсутствовало понимание личных границ и личных вещей.

— Я пишу историю, — призналась Нюха.

— Историю?

— Да, я придумала историю про одного альтерона, который отправился в Семицветное королевство…

И Нюха вкратце рассказала, какой мир придумала и про своего героя.

— Так ты пишешь книгу? — поняла Кира. — А можно… Почитать?

— Ну, тут ещё не до конца, но на, читай, — согласилась сестра.

Кира погрузилась в чтение. Сестра писала левой рукой, так что её почерк был с другим наклоном и походил на совсем детский. Была написана целая тетрадка на сорок восемь листов и ещё одна наполовину, за которой Кира как раз сестру и «застукала».