– Не спросишь, чем я занимаюсь?

– Я итак знаю, прикинувшись прекрасной девой, пожираешь юные неокрепшие души.

– Это в рабочее время, а сейчас я читаю стихи современных поэтов, подумываю запустить проект в этом направлении, что-то вроде Пушкинского «Современника».

– Кто ты и что ты сделала с Викторией?

– Не бойся, тут исключительно коммерческий интерес.

– А вот и Виктория, которую мы все знаем и любим.

Вот прочти это, Сабрина протянула мне ноутбук.

– Ну как тебе?

– Погоди, я не дочитал.

– Там всего три строфы!

– У меня техника чтения как у первоклассника с прогрессирующей умственной отсталостью, прогрессирующей пугающими темпами.

– Ты сейчас серьезно?

– Более чем, моя первая учительница, считала, что я непроходимый дебил.

– С ней сложно не согласиться.

– Позже мне поставили диагноз дислексия.

Виктория уткнулась в экран телефона. Видимо в поиске разъяснений малознакомого термина. Поднявшись со своего ложе и поднеся свой модный аппарат к окну, в надежде поймать последние отголоски, интернет сети, Сабрина простояла неподвижно около минуты, затем плюхнулась на полку и начала читать вслух:

– Исторически сложилось, что в большинстве европейских стран в понятие «дислексия» включают все проблемы, связанные с письменной речью:

проблемы с овладением навыком чтения;

проблемы с овладением навыком письма;

проблемы с грамотностью;

проблемы с овладением арифметикой;

проблемы, связанные с нарушением моторики и координации;

проблемы с поддержанием внимания.

Нужное подчеркнуть. – С издевательской улыбкой сказала Вика, впившись в меня своими бездонными, голубыми глазами.

– Все кроме четвертого и пятого.

– Восемь умножить на девять.

– Кроме пятого – спустя позорно длинную паузу ответил я.

– Господи, как ты такой дефективный школу то закончил? Я уже не говорю про универ.

– Я рос смышленым пареньком, ну и боже храни текстовые редакторы.

– То есть, ты толком ни читать, ни писать, но при этом выбрал профессию журналиста?

– Что тут скажешь, легкие пути не для меня.

– Ну что, ты справился с этим огромным фолиантом?

Я прочел стихотворение:

Прощай мой старый друг, прощай,

Увы, но расставанья неизбежны,

Кому дорога в ад, кому-то в рай,

Бирка на палец, черные одежды.

Крепкий дубовый ящик и гранит,

Родных и близких горькие рыдания,

В тысячный раз почтенный пастырь повторит,

Отрывок из священного писания.

О ком то память сохранят века,

А чья-то участь – вечное забвение,

Тебя же вспомнит каждая строка,

Не изданного мной стихотворения.

– Да.

– Я тобой страшно горжусь, ну и каков вердикт?

– Присутствует рифма, слог не самый примитивный, есть смысл, впрочем, для современной поэзии, если каждая вторая строчка не заканчивается словом сука, это уже шедевр.

– То есть неплохо?

– Да, вполне достойно.

– Это я написала – после этих слов, Виктория в уже хорошо знакомой гипнотизирующей манере всмотрелась в мое лицо, по-видимому, пытаясь разглядеть мою реакцию, она, почему то была для нее важна. Не знаю, увидела ли она то, что хотела увидеть.

– Ты кого-то потеряла? – мой голос заметно смягчился.

– О нет, это стихотворение о перспективах твоей карьеры, довольно точная метафора, не правда ли?

(Видимо не увидела.)

– Спокойной ночи Виктория. – Я достал из шкафа лестницу, и забрался на верхнюю полку.

– Я не хочу спать, связь закончилась, как мне себя развлекать?

– Надень наушники, и посмотри какой-нибудь фильм, «Хостел» или «Поворот не туда», подобное кино обязано действовать на тебя успокаивающе.

– Определено, вот толь я как-то не подготовилась в этом вопросе, у тебя есть что-нибудь подобное?

– Вряд ли, хотя есть «Кролик Джо-Джо» в картине присутствует Гитлер, тебе должно понравиться.

– Ладно, не утруждайся, мысленно посчитаю похожих на тебя сотрудников, и тут же засну. Станешь храпеть, придушу тебя подушкой. Ни кто не станет подозревать такую лапочку как я в жестоком убийстве, да и вид у тебя жутко болезненный, все решат, что просто время пришло.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты приятный собеседник?