Диафильм Платова исправно выдавал кадр за кадром. Некоторые из них видеть не хотелось…

– Потом ты вернулся. За несколько лет на ровном месте выстроил серьёзный и прибыльный бизнес. Мыслишь глобально, расширяешься, что очень важно, строишь новые заводы. Да и руководишь своим хозяйством достойно и по нашим понятиям – справедливо. И тут гром среди ясного неба…

На слове «гром» в глазах Зоркого сверкнули молнии. А может, Павлу это только показалось.

– Анатолий позвонил мне сразу после убийства чинуш. Опыт подсказал мне, что тебя насильно втягивают в какую-то грязную историю. Сначала думал, готовят рейдерский захват твоих активов. Но, вникнув и поговорив с несколькими людьми, я понял, что на твои производства никто не покушается. Деятельность у тебя специфическая, и всем понятно, что ждать серьёзные прибыли от неё может человек, который всё это создал и собрал преданную команду. Мы с Анатолием были в недоумении. Какой здравомыслящий человек будет делать гадости, зная тебя и тех, кто за тобой стоит?

Пётр Ливанович умолк, на несколько минут задумался, попросил Тошу позвать официанта и сварить кофе.

– Никакой официант здесь не нужен, – Тоша поднял трубку внутреннего телефона: – Сварить чашку кофе по-турецки, одну ложку сахара. Нести в турке, чтоб не остыл.

Сделав глоток коньяка, Пётр Ливанович отхлебнул из дымящейся чашки кофе, развернул сигару и долго её раскуривал.

– Ну а после этого нелепого покушения на тебя всё стало более или менее ясно… – голос Лордкипанидзе оставался всё таким же ровным. Однако Платов почувствовал, что сейчас прозвучит главное: – …Это личное.

Осмыслить сказанное Пётр Ливанович не дал, продолжив:

– Анатолий на следующий день отловил этих стрелков-недоумков. Ничего толком, как и предполагалось, мы от них не узнали. Заказчика не видели. Подогнали угнанный «жигуль», сунули в руки «калаш» (один из них вроде бывший десантник), показали место, где ты обычно проезжаешь на работу, и строго предупредили: не убивать и не ранить.

Павел перевёл взгляд на Тошу:

– И что ты с ними сделал?

– Да ничего. Ребята отшлёпали их по заднице и предупредили, что, если они ещё хоть раз в жизни возьмут в руки оружие (любое: холодное, горячее, да хоть игрушечный пистолет), их достанут из-под земли и тогда разберутся уже по-другому.

– Итак, Павел, – начал подытоживать Пётр Ливанович. – Кто-то сводит с тобой личные счёты. Ищи врага в своём прошлом.

Павел невольно улыбнулся.

– Ничего смешного я здесь не вижу, – Пётр Ливанович строго взглянул на Платова.

– Извините, просто вы почти слово в слово повторили фразу некоего следователя полковника Кашина.

– Ну, чтобы до этого додуматься, много ума не надо. Проблема в другом: ни мы, ни следствие этого человека вычислить не можем. Это человек из твоего прошлого, может быть, очень далёкого. Думай, Павел. Напряги память, пройдись по жизни год за годом. О безопасности не думай: люди Анатолия за тобой приглядят. Но вычислить негодяя сможешь только ты.

Пётр Ливанович пыхнул сигарой, выпустил несколько колец и пробил их тонкой струйкой дыма.

– Но кое в чём я тебе помогу. Недаром Толина братва кличет меня Зорким. Я знаю и не сержусь. Итак, Павел, слушай меня внимательно. В общих чертах я тебе опишу этого человека. Может, это поможет вспомнить что-то из прошлого. Человек этот несметно богат, но серьёзных связей с сильными мира не имеет. С криминалом никак не связан. В наших делах полный дилетант. Очень самолюбив и упорен в достижении результата. Обиду на тебя носит в душе, видимо, очень давно. Но к осуществлению мести приступил недавно. Уверен, что всё можно купить, поэтому пока делает ошибки. Но деньги могут сделать своё дело. Не исключаю, что есть какой-то советник или исполнитель поручений, но тоже не шибко профессионал, – Платов не уставал удивляться прозорливости Лордкипанидзе. – И последнее: постарайся вспомнить, была ли в твоей жизни хотя бы минутная встреча, искалечившая человеку жизнь. Пусть не по твоей вине. Ты об этом можешь и не подозревать, но это произошло. Всё. Павел, мы по своей линии будем копать, но я уверен, тебя догоняет твоё прошлое.

Пётр Ливанович откинулся на спинку кресла.

– Устал: возраст. Ну что, друзья, вы ещё поболтайте о делах ваших. А я пойду прилягу. Послушаю Вагнера. Анатолий, скажи, чтобы поставили «Нибелунгов».

Тяжёлое похмелье. Ад или чистилище? Паша осознал, что поиск нужного определения не поможет решить главной задачи: как в таком состоянии оторвать голову от подушки? Попробовал открыть левый глаз. Неудачно. Майское солнце стояло уже высоко и бритвой резануло прямо по зрачку. Задвигались мысли. Похмелиться, душ, кофе? Не пойдёт. Душ, кофе, похмелиться? Так выходило получше. До душа ещё надо дойти…

Полегчало. Но не сильно. Невесть почему в голове промелькнула картёжная присказка: «Нет масти – иди к Насте!» Баба Настя! В сознании забрезжил луч надежды. Единственная и неповторимая, понимающий друг и покровитель мающихся похмельных душ, баба Настя всегда приходит на помощь.

Путь к угловому отделу «Вино. Соки. Воды» придомового гастронома отнял последние силы. Паша опёрся о прилавок и, стараясь сохранить остатки сознания, громко выдохнул:

– Труба!

Баба Настя, ведя какой-то серьёзный подсчёт, сосредоточенно загибала пальцы левой руки. Буркнула, не отрываясь:

– Вижу. Заходи в подсобку. Справа за занавеской – початая портвейна. Прими полстакана, не больше. Сейчас приду.

И продолжила высчитывать, сколько лет ей осталось до пенсии с учётом трех «северных» и каких-то «ветеранских». Получив результат в виде своего 1978 пенсионного года, она сурово занялась мучеником.

– Ну?! Сколько вчера взял на грудь? Когда закончил? Можешь не отвечать! Я и так всё вижу! Прими ещё полстакана, остатки возьми с собой. И спать. Проспишься – буду выводить. А сейчас бесполезно – опять напьёшься.