— Послушай, на твоих ребят ведь можно положиться?

— Будь спокоен.

— Джек, ты занимаешься пустяками, — моментально замаячил над ним Монрой Тукер, — присоединяйся, мы тут собираемся содрать кожу с замечательного жирного борова. Ты как?

— Эх, Монрой! Куда я от вас денусь?

— О, Джеки, пожалуйста, передумай, — притворно заулыбался Дан, переваливаясь мимо.

— Иди-иди, — сказал ему Эйхорд, посылая воздушный поцелуй.

Он проснулся с ощущением, что уже сделал то, от чего сосало под ложечкой и ныли зубы. Методом бим-бам-бом. Бим! — он в машине, слушает смех детей, ожидающих школьный автобус. Скамвей уезжает, Эйхорд идет к его дому, достает свой... В доме Ники. С револьвером.

— Кто вы? — спрашивает она, револьвер рядом. Он вытаскивает свой шестизарядный «квонтико», кладет дуло ей в рот и бам! — тело летит навзничь.

— Это я, черт побери, — отвечает он. Бом!

Это один вариант. Потом другой. Он в машине, дети смеются, Скамвей уезжает, и Эйхорд входит.

— Привет! — очень изнеженная дама.

— Привет, я — Джек Эйхорд, — мелькает значок через распахнутое пальто. — Можете уделить мне минутку? — спокойно и мягко.

— Конечно, офицер. Рада помочь полиции.

— Мисс, мы знаем, что вы и мистер Скамвей ответственны за убийство Тины Хоут и Дианы Талувера, не говоря о других женщинах. Самое время подумать о себе.

— Но, сэр, я не понимаю, о чем вы говорите, — скромно, просто.

— Значит, не понимаете, — говорит он и направляет серебристый предмет ей в лицо. Пропихивает между зубами и стреляет, ее руки взлетают вверх. Б-а-м! Он убивал ее снова и снова всю длинную ночь. Но наступило утро, опасная смертоносная леди еще была жива, а он и наяву не мог отделаться от видений.

Было прохладно. Эйхорд отвинтил крышку взятого с собой в машину термоса и налил себе черного кофе. Пар кружился над чашкой, поставленной на приборную лоску. Ветровое стекло внизу запотело. Он глотнул обжигающую жидкость и сделал пометку в служебном блокноте, лежащем на сиденье. Там было написано: Порядок действий? Ордер на арест. И цифры. Внизу длинный список: перчатки, гильза, проверить все по второму разу... Девятнадцать пунктов для памяти.

Сейчас он походил на человека, который кого-то ждал, сидя в машине с газетой и время от времени попивая кофе. Окно чуть приоткрыто, прохладный воздух освежал лицо и шею. Он был готов действовать. А потом забыть.

Эйхорд никогда не делал ничего подобного, хотя бывал в разных переделках, иногда сталкиваясь с типами, которые не церемонились и стреляли без особой необходимости. В порядке самообороны Эйхорд за свою жизнь убил трех человек и ненавидел себя за это. Но теперь, сидя в ожидании и вспоминая ночную чепуху, он решил, что пуля — единственно верный выход из сложившейся ситуации.

Он еще раз мысленно проиграл варианты, не очень задумываясь о последствиях и не учитывая побочные факторы: прислугу, которая приходит убирать, соседа, который может что-нибудь услышать, свидетеля, который может запомнить случайно увиденное лицо. Одно желание владело сейчас Эйхордом: остановить убийства женщин. Он вспоминал их имена, чтобы возбудить в себе ненависть, необходимую для осуществления того, что он задумал. Диана Талувера. Энни Ленивый Салат. Будь ты проклята, тварь, лишившая их имен, лиц, оставившая от них лишь трупные пятна.

Наконец-то! Дверь особняка открылась. Вот они, денежный мерзавец и его содержанка. Черная машина на подъездной дорожке. Большой Эл собирается ехать, она помогает ему. Аккуратно и тщательно складывает стул, убирает его в машину. Наклоняется внутрь, и они долго целуются. Любовники. Интересно.

Он собирался подождать пять минут, но выдержал только три. Если мужчина вернется... Дьявол с ним! Что-нибудь придумаем. Эйхорду было плевать на все. Слишком поздно отступать. Вот он уже идет по аллее. Возвращается. Берет забытую коробку и вещи в полиэтиленовом мешке. Поднимается к двери. Звонит. Не ждет, пока его узнают, не ждет вопросов, а начинает барабанить, непрерывно и неистово. У Эйхорда тяжелый кулак лучшего бойца колледжа.

Дверь открывается, женщина набрасывается на него:

— Не психуй, идиот. Нечего, черт возьми, ломать дверь...

— Ники Додд? — спрашивает он. Значок в одной руке, полиэтиленовая сумка — в другой.

— Да?

— Мадам, вы являетесь свидетелем в расследовании убийства...

— Нагромождение пустых слов, рассеивающих внимание человека, который пытается понять, что от него хотят. Этому он научился у бывшего полицейского в Нью-Йорке несколько лет назад.

Он входит, она пытается вытолкнуть его обратно, служебные документы и значок больше не требуются. Теперь он продвигается внутрь, работая плечами, излюбленным методом всех сыщиков мира. В полутьме утреннего дома звучат металлические слова:

— Ставлю вас в известность, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

Как в плохих фильмах. Слыша о праве хранить молчание, каждый знает, что это чушь.

— Я арестована? — в тоне явно слышится: «Какого хрена надо этому дерьму!» Ни один мускул не дрогнул на ее тонком лице.

— Мадам, вы знаете, что это? — его рука протягивает ей какой-то предмет и роняет раньше, чем она касается пальцами прозрачной пленки, в которую он обернут.

— Ну и что же это? — Она ведет себя так, будто никогда не видела ничего похожего.