Если же эта напасть когда-либо повторится, то мы возвещаем гибель человеческого рода, если только не будут соблюдены следующие наши предписания.

Мы думаем, что Солнце в своем небесном могуществе, покровительствует роду людскому, и силой огня одолеет густоту тумана. Этот туман превратится в гнилой дождь, падение которого, в конце концов очистит зараженный воздух; тотчас как гром или град возвестит его, каждый должен остерегаться этого дождя, зажигая костры из зеленых деревьев. Равно пусть жгут в больших количествах полынь и ромашку на общественных площадях и местах многолюдных; пусть никто не выходит в поле, пока не высохнет земля и три дня сверх того, бережется от вечерней, ночной и утренней прохлады.

Мы рекомендуем приправы с толченым перцем, маринованную и соленую пищу, вообще, больше употреблять соль, которая изгоняет болезнетворную влагу из организма; спать днем вредно; пусть сон продолжается только до восхода солнца или немножко позже. Пусть мало пьют за завтраком, ужинают в 11 часов и могут во время стола пить немножко больше, чем утром; пусть пьют вино чистое и легкое, смешанное с шестою частью воды; фрукты сухие и свежие, употребляемые с вином, не вредны, без вина же они могут быть опасны. Съестные припасы холодные, водянистые или влажные вообще вредны; если по недоразумение оные съедены, то избавляться от них рекомендуем, засунув пальцы в глотку, либо, если прошло немало времени, клистриром. Опасно выходить ночью и до 3-х часов утра по причине росы. Не должно есть никакой рыбы; одеваться тепло, остерегаться холода, сырости, дождя, ничего не варить на дождевой воде; масло в пище смертельно; тучные люди пусть выходят на солнце; очень большое воздержание мочевых мешочков, беспокойство духа, гнев и пьянство опасны; дизентерии должно бояться; ванны вредны; пусть поддерживают желудок свободным при помощи клистиров; сношение с женщинами смертельно. Эти предписания применимы особенно для тех, которые живут на берегах моря или на островах, на которые подул гибельный ветер.

Отчет медицинского факультета Гамменгерна по поводу Великой Чумы.

Колокола без остановки заливали Бороску медным звоном, от которого у Мартейна уже разболелась голова.

А Гроциану этот перезвон, судя по всему, доставлял великое наслаждение, он даже прищелкивал языком в такт. Хоть его одежда была порвана и испачкана, а непричесанные волосы ощетинились неопрятными клочьями, но в его глазах застыло такое умиротворение, такая безмятежность, что весь мир отступал перед ними посрамленный. Новоиспеченный лорд Угаин доверчиво протянул Мартейну детскую свистульку в виде вороненка, предлагая разделить радость обладания таким сокровищем вместе с ним.

– Утром я обнаружила его таким, – сказала Ликейя безучастным голосом. – На мои слова и заклинания он никак не реагирует, только возится со старыми игрушками и лопочет что-то, как неразумное дитя. Что с ним, господин Орф?

– Боюсь, он уже не с нами, – Мартейн задумчиво постукивал тростью по полу. – А жаль, он хотел сказать что-то важное…

– Что значит “не с нами”? – нахмурилась Ликейя.

Лекарь вздрогнул, отвлеченный от своих мыслей. Когда сегодня утром собрался Совет, недосчитались представителя рода Угаин, и Мартейн вызвался проведать Башню и проверить самочувствие ее обитателей. Как выяснилось, не у всех оно было удовлетворительным.

– Он нашел себе убежище, в котором его ничто и никто уже не достанет. Вот здесь, – лекарь прикоснулся пальцем ко лбу. – Тут я бессилен. Возможно, это временное помрачение, и он скоро придет в себя.

– Это в его характере, господин Орф, избегать трудностей, – Ликейя прикусила губу. – Так безответственно сойти с ума…

– Не вините его слишком сильно, леди. Удивительно, что не все мы выбрали этот путь, – устало сказал лекарь.

Гроциан довольно загугукал. Его жена посмотрела на Мартейна долгим немигающим взглядом. Лекарь выглядел, как мумия, все стыки одежды были туго перевязаны тряпками, отчего он двигался несколько неестественно.

– Семью Угаин рано списывать со счетов. Сегодня я присоединюсь к Совету, – презрительно сказала Ликейя. – Другие лорды, вероятно, посчитают это неуместным, ведь я родом не отсюда. Они бы предпочли даже Мерго, только не меня, но мне плевать на их мнение.

– Она еще не пришла в себя?

– Нет.

– Могу я взглянуть на нее?

– Нет! – чересчур резко ответила Ликейя. Потом, чуть мягче: – С ней все в порядке, просто переутомилась. За ней присматривает Игрос.

Мартейн не стал спорить. У него и без эксцентричных Угаин было забот по горло, тем более, что времени у него оставалось не так уж много. Кошмарная ночь Фестиваля ознаменовала начало эпидемии, и хотя моментальный мор закончился, многие все еще были заражены, и болезнь распространялась. Почти все жители, в панике покинувшие Бороску, сегодня вернулись в свои дома, надеясь переждать чуму за их стенами и запорами. Те, кто не заперся, повалили на Рыночную площадь, к Собору, рассчитывая на религиозное утешение, но по приказу Атиллы стражники гнали их прочь, не давая собраться толпе. Дуло запер ворота в Подземелье, возможно, было уже слишком поздно.

Первым делом надо было позаботиться о мертвецах. Совершенно не ко времени появилась очередная неразгаданная тайна: городского могильщика, такого нужного сейчас, нашли, лежащим в гробу, с головой, раздавленной, как гнилая картофелина. Стражники Вокил и некоторые горожане уже очищали улицы от трупов, кучами грузили их на повозки и отвозили за городские стены, где не успевали копать могилы. Лекарь вспомнил, что недавно точно так же вывозили мертвых крыс и поежился от неприятной ассоциации. Стражников сопровождали писцы, которые вели подсчет жертвам; более-менее верные данные Мартейн надеялся получить ближе к вечеру. В дальнейшем предстояло проверить дома. Учитывая их количество, Мартейн опасался, что это невыполнимая задача, и покойники дадут о себе знать только со временем.