Над Донголой сгустилась ночь.

Мы вышли из Донголы на юг и опять запутались в лабиринте дорог. К счастью, нас вскоре подобрала очередная "Тойота". Водитель, как оказалось, пару дней назад уже подвозил русского, в подтверждение чего показал нам адрес Кактуса, написанный его рукой. Человек сей привёз нас к себе домой и познакомил со своим отцом, который, вероятно, был удивлён столь зачастившими белыми мистерами. Отец был набожный человек и перед каждым телодвижением говорил "Бисмилла" ("Во имя Аллаха").

После плотного завтрака нам стало тяжело и жарко ходить. Почему-то на горизонте очень быстро, ровно и не пыля, проползали миражи машин, и мы решили, что там идёт асфальтовая дорога, хотя это и невозможно. Пока шли туда, вспомнили, что забыли набрать воды. Поскольку там, где изредка проползали машины, домов (и, соответственно, воды) не ожидалось, я оставил Гришу на возвышенном месте и вернулся в деревню, где зашёл в какой-то двор и напугал до истерики ребёнка лет пяти, который с рёвом и скоростью ракеты убежал в женскую половину дома. Женщины, вышедшие во двор, наполнили мне канистру, приняв меня, наверное, за водителя машины, у которой закипел мотор.

Итак, я вернулся к Грише, и мы вместе пошли на запад, туда, где асфальтовая дорога в пустыне оказалась вовсе не миражом. Оказывается, здесь уже давно строится трасса Хартум — Донгола, но построена она лишь кусками. Проходит эта трасса в стороне от Нила, от садов и деревень, прямо по пустыне. Застопили платную машину, которая и высадили нас, по нашей просьбе, там, где вдали наблюдался посёлок Хандак.

Ну и жара! Воздух раскалился градусов до сорока пяти, а рюкзак обжигал руки, как сковородка. Единственной более холодной (и мокрой) частью рюкзака была та часть, где он прислонялся к спине. Интересно, доживёт ли фотоплёнка в моём рюкзаке до Москвы или расплавится прямо в кассетах?

Мы доползли до Хандака и завалились пережидать жару под навесом местного магазинчика, закрытого на дневной перерыв.

Все жители Хандака, вероятно, дремали на своих кроватях, в тени и полумраке своих глиняных домов. Из-за жары никто по городу не ходил, и позвать нас на чай было некому.

Только когда солнце склонилось к вечеру, мы подняли свои утомлённые солнцем тела и повлачили их на южный выезд из города. Как читатель видит, мы вовсе не торопились вперёд. В Судане и путешествовать, и жить надо неторопливо, по-судански.

Вечерние люди потихоньку выползали из домов. Разноцветные тётушки, сидящие на глиняной завалинке и обсуждающие суданские неторопливые новости, предложили нам перекусить. Мы не отказывались и сели на завалинку тоже. Рядом бегали темнокожие дети и играли в футбол, обув правую ногу в носок (левая, неударная нога, для экономии носков и обуви оставалась босая); ребята постарше везли по песчаной дороге тележку с инвалидом. Нескоро мы смогли покинуть длинный и тёплый Хандак.

Дорога в следующий крупный посёлок, Голед-эль-Бахри, была опять не асфальтовая, а песчаная. Время от времени разливы нильских вод преграждали путь, и водители искали обходные пути или пускали свои машины вброд.

Голед оказался крупнее, чем Хандак. Завтра в Голеде обещался быть базарный день, и даже сейчас на базаре ночевали арбузы, некоторые другие товары и их продавцы. Арбуз, длинный и неполосатый, в точности кабачок, нам удалось получить в подарок у сонного продавца; посмотреть, как иностранцы просят и затем едят арбуз, собралось 50 человек. Пока мы шли по уже сумеречным улицам посёлка, за нами погнались шаги. Оказалось, это полицейский. Он предложил нам вернуться с ним на полицейский участок и там провериться.

Мы согласились. Полицейские долго и тщательно обыскали оба наших рюкзака, так и не обратив внимания на мою большую поясную сумку, в которой лежал фотоаппарат "Pentax" и GPS-прибор, определитель координат. Зато нашли большую пачку билетов МММ и поразились нашему богатству — они подумали, что это деньги. А у Гриши в рюкзаке нашли два фотоаппарата — мыльницу и "Смену" — и предложили ему поделиться. Но он не поддался на провокацию, сказав, что эти фотоаппараты для разных целей: это для съёмок при солнце, а это для темноты.

Полицейские предложили нам ужин и ночлег, но мы вежливо отказались — ночью или утром мог прийти ещё один полицейский начальник и нас опять бы начали обыскивать. Поэтому мы удалились от блюстителей порядка подальше и напросились на ночлег в электрифицированный богатый дом, где жила большая семья. Кровати обладали чистым бельём; в углу двора стоял телевизор; вода тоже была водопроводная, а не привозная, хотя, конечно, чёрная, как и повсюду. Пожилой глава семьи, приютивший нас, вероятно думал про себя: "Ходят тут всякие по ночам, спать им, видите ли, негде", но всё же не пренебрёг священным обычаем гостеприимства.