И я закричала. Так внезапно и громко, что Дима закрыл ладонью рот. Скорее всего в страхе разбудить Киру.

Кусаю… Скорее по инерции, нежели серьезно его опасаясь. Он резко отнимает руку, и мы, тяжело дыша, отшатываемся друг от друга.

Я поднимаю халат, чтобы прикрыться и ловлю хмурый оценивающий взгляд. Точно такой, каким Можайский одарил меня в первую нашу встречу, в магазине.

Иногда, чтобы тебя увидели, нужно отказать.

Я, конечно, не богиня секса, но и не на дереве себя нашла

«Цветок кактуса»

– Я считаю, что высшая форма безумства любви – женитьба, - вещал Ломов, картинно отставляя ногу в ботинках Бер-ти*.

По моей рекомендации друзья приобрели несколько готовых пар и заказали на пробу несколько вариантов по индивидуальному пошиву. Выполненные точно по ноге ботинки, сядут словно вторая кожа, невесомые и удобные.

– Ты уже сходил несколько раз… с ума, - мрачно заметил Можайский. После того, как ночью я выпроводила его за дверь, он ждал, что я передумала и сама подойду. Но никак не мог дождаться. Я была мила и… отстраненна. Все утро Дмитрий был пасмурнен, и, я бы сказала, отчасти зол.

– Ты же, Вовка, даже на свадьбе свидетельницу тискал, насколько я помню. Это тоже было помрачение рассудка?

– Пфф. – Ломов любовался на себя в зеркале. Сине-белый casual-комплект, который я ему собрала, подчеркнул вдохновенный имидж немного романтика, немного ловеласа и весомо так – успешного адвоката. – Значит не нашел еще ту, от которой глаз бы не смог отвести. Богиню!

– От Богинь вообще опасно глаза отводить, вспомни Геру. Сколько любовниц Зевса лично закопала, как он-то жив остался, загадка, - Гриша еще не одел то, что я ему вручила. Так и стоял со стопкой в руках, с интересом изучая то Можайского, то меня, старающуюся держаться подальше от Димы.

Мы находились в Галерее Лафайет, красивейшем торговом центре Парижа. Огромное отдельное здание с бутиками для мужчин оказалось очень удобно для быстрых покупок и комплексного шопинга. Пока друзья переодевались и болтали, я сновала от примерочной к соседним магазинчикам с пачками одежды в руках.

Передо мной никто не извинился. Не пытался мягко заговорить. Значит – не судьба. Я знаю, что такое больные отношения, когда один делает что хочет, а второй только подстраивается. Эта зараза отравляет всю жизнь. Ну уж - нет.

Выше нос и легче шаг. Я не зарюсь на деньги и не буду лебезить из-за того, что просто не захотела секса с малознакомым парнем. Если весь мир – театр, то не стоит проводить жизнь в буфете. Да, там хорошо кормят, но по-настоящему интересные вещи происходят не там.

– Чтобы быть с Герой и не умереть, нужно быть богом, - сообщил Можайский, поправляя ремень. Он впервые за всю поездку расстался со своими безразмерными футболками и штанами-карго. Сейчас в мою сторону поворачивался уверенный в себе успешный молодой мужчина. Очень красивый, черт его дери. – Дарья, подойди и сними с меня этикетки или ценники, не знаю, что тут принято вешать на одежду. Отнесешь потом на кассу. Пожалуй, не буду переодеваться в свое, уйду в этом.

Вот так я быстро стала Дарьей и «принеси-подай» без всякого спасибо-пожалуйста. Я бы даже поверила в появившееся равнодушие, если бы не очередной охотничий прищур, который поймала в зеркало.

– Конечно, Дмитрий, как скажешь, сделаю в лучшем виде. Я другой вариант принесла, пока его померишь, сниму с этого этикетки, - пропела я, с удовольствием наблюдая как Можайского перекашивает.

Я такая милая и женственная, смотрю нежно и искусственно, пою согласные песни… и не подхожу, не вступаю в опасную близость с притаившемся в засаде хищником. Слишком у меня от Можайского крышечка едет, и он об этом подозревает. Так что «нет-нет». Бабочка на огонь не полетит.

В душе мне было больно и азартно. Странное чувство, когда бьют вместо сердца барабаны, колотят бравурный марш прямо по нервам. Наверное, уже скоро я буду реветь в подушку и жалеть, что не провела с ним ночь, пять ночей. Было бы потом что вспомнить. Но… я не хочу это запоминать. Мне не нужны подачки.

– Эй, - сказал Гриша, - а кто это с Киркой болтает?

Пока мы увлекались эмоциональной корридой, заскучавшая девочка встала с пуфика и ходила вдоль кругового парапета, украшающего ближайший бутик. Точнее делала это несколько минут назад. А сейчас она стояла и разговаривала с очень знакомым седовласым мужчиной, согнувшимся над ней крючком, будто змея над ни о чем не подозревающим кроликом.

– Кира!
– рявкнул Можайский, широкими шагами сокращая расстояние между собой и сестрой.

Стоящий рядом с девочкой вздрогнул, закивал ей, явно прощаясь, попытался потрепать по щечке, но малышка ловко увернулась к нашему всеобщему облегчению.

Пока неизвестный джентльмен, торопясь, ринулся к лестнице, она, вприпрыжку, двинулась к брату.

– Что хотел? – Дмитрий, и так пребывая в отвратительном настроении, сейчас выглядел грозовой тучей.
– Дарья, этот тот седой, о котором ты вчера говорила?