Бросаю пиджак на заправленную постель и стягиваю платье через голову. Кожа покрывается крупными мурашками, шея и спина ноют, ступни покалывает, а тянущая боль в висках напоминает о вчерашнем загуле. Это ж надо было… и где я только текилу нашла? В очередной раз напрягаю память, но последнее, что помню отчетливо, – бар. Затем черная дыра и грубый бас Гарика, разбудивший меня. Надуваю щеки, медленно выпуская воздух через расслабленные губы. Черт с ним! По горькому опыту знаю, что иногда лучше не пытаться вспомнить то, что уже забыто. Главное, чтобы эти воспоминания сами меня не нашли. Надеваю хлопковый халат, достаю из шкафа чистое белье, легкие брюки и свободную белую футболку и отправляюсь в ванную. Прохладный душ бодрит, но совсем немного, недостаточно. Хорошо, что у меня сегодня нет записей на сеансы тату и пирсинга.

Высушив волосы и замаскировав следы похмелья косметикой, спускаюсь на первый этаж и заглядываю на кухню. Мама, стоящая у разделочного стола, смотрит на меня через плечо, и один ее взгляд – вместо тысячи слов. Она всегда умела смотреть так, что сердце в пятки уходит.

– Твой обед, – говорит она, разворачиваясь, и ставит на стол небольшой пакет с логотипом папиного продуктового магазина.

– Спасибо, – произношу я и вхожу в кухню.

– Таблетку от головы дать?

– Мам…

– Что? – Ее твердый голос прокатывается по кафельному полу и отражается от стен.

– Я знаю, что вы…

– Удивлены? – вновь перебивает она. – Ни капли.

Отвожу взгляд. За широким окном по деревянной террасе гуляют солнечные лучи. Краем уха улавливаю тихую мягкую поступь, на плечо опускается ладонь, но это не приносит тяжести, только тепло. Еще одна особенность мамы – дарить ласку одним прикосновением.

– Милая, мы догадывались еще с прошлого лета. Все твои приезды на неделю, две. Разгрузиться, отдохнуть…

Поворачиваю голову, и мама склоняет свою, нежно улыбаясь:

– Ты думаешь, папа для себя этот салон купил?

Тихо усмехаюсь, вспомнив, как в сентябре он позвонил мне и взволнованно рассказывал о своем случайном приобретении.

– Яся, ты дома. Все хорошо. Тебе не нужно ничего стесняться или стыдиться.

– Да, я знаю.

– Вот и хорошо. Правда, твой вчерашний номер я не одобряю. Бабушку следовало получше подготовить к этой новости, у нее слабое сердце.

– Она еще всех нас переживет, – усмехаюсь я, и мама звонко цокает. – Ладно, побегу. Гарик там один совсем.

– Конечно. Ночевать сегодня хоть придешь?

– Приду, – отвечаю я, скрывая неловкость, и хватаю со стола пакет.

Сижу на высоком стуле за администраторской стойкой и листаю анкеты возможных сотрудников. Наш городок нельзя назвать настоящей дырой, но и перспектив в нем немного. Большинство молодых ребят уезжают сразу после школы, еще часть – после окончания университета. И я не могу винить их, наоборот, прекрасно понимаю, ведь и сама когда-то так сделала. Прокручиваю колесо компьютерной мыши, глядя в монитор ноутбука. Парикмахер, парикмахер, мастер ногтевого сервиса, бровист… все не то. Наша с отцом имиджевая студия работает уже больше полугода, но персонал надолго не задерживается. Сейчас нам не хватает двух администраторов, колориста и второго татуировщика. Обычных салонов красоты и парикмахерских в городе полно, подровнять кончики волос и сделать гелевые ногти можно в любом дворе, мы же работаем на другую категорию клиентов. Смелых, дерзких, ищущих себя и свой стиль. Уход за бородой и усами, креативные стрижки, сложные окрашивания, крейзи-маникюр, пирсинг, татуировки: долговременные, временные и даже роспись тела хной. Звезд с неба, конечно, пока не хватаем, но благодаря предпринимательскому опыту моего отца, который последние пятнадцать лет владеет небольшой сетью продуктовых магазинов, и моему пятилетнему опыту работы в «Синей Бороде», одном из лучших тату-салонов нашего округа, на плаву держимся.

В памяти всплывают слова мамы, сказанные мне утром. «Думаешь, папа для себя этот салон купил?» А ведь и правда, у меня даже мысли не возникло, что здесь что-то не так. Папа и салон красоты? Это же просто смешно. Но я была так горда собой, когда он попросил меня о помощи, а еще была рада официальному поводу, чтобы сбегать из дома к родителям. Поводу, который отец хитро подстроил. Я приезжала пару раз в месяц в свои выходные, налаживала процессы, подбирала персонал, принимала клиентов, даже Женю, маркетолога из «Синей Бороды», привлекла, чтобы студия в соцсетях засветилась. И я наивно верила, что родители ничего не замечают, не видят, как стремительно рушится моя семейная жизнь. Идиотка. Они все прекрасно понимали и именно поэтому готовили для меня спасательную подушку.

– Ясь, – обращается ко мне Гарик.

– М-м? – отзываюсь я, не отрывая взгляд от экрана ноутбука.

– Не знаешь, чьи носки у нас в персональском туалете валяются?

– Что?!

Поворачиваю голову так резко, что сводит шею. Гарик брезгливо держит в пальцах пару высоких белых носков и демонстративно трясет ими.

– В них, похоже, по земле ходили, – говорит он.

Задумываюсь на пару мгновений. Если он нашел их в уборной для персонала, то забывчивых клиентов можно исключить. Вчера вечером носков точно не было, а сегодня в студии только я и Гарик. Значит, носки появились ночью, и, вероятнее всего, я к этому как-то причастна.

– Выброси, – отмахиваюсь я и отворачиваюсь.

– Так это твои?

– А похоже?

– Не очень. Размерчик тут внушительный, сорок пятый минимум. Там еще внутри что-то. Стельки вроде.

Я, конечно, много ерунды по пьяни творила, но носки со стельками еще не воровала. Позорище.

– Гар, выброси их, и все.

– А если хозяин объявится?

– Думаешь, кто-то настолько ценит носки?

– Я вот люблю каждую свою пару.

– Тогда давай их сфотографируем и развесим объявления о находке с обещанием вернуть за пять тысяч. Займешься?