Шрифт:
— Мальчишки вы непуганные, а места тут дикие, — сказал он смущаясь.
— У меня самого два пацана безголовых растут, медведи нынче шалят. Вернётесь, отдадите...
С этим и отбыл.
Несмотря на уходящий знойный день, было ещё очень жарко. Наши тела охладила речушка Ауспия, которая по весне, скорее всего, представала перед посетителями полноводной рекой с быстрым течением. Но в июле мы перешли её вброд и двинулись, по совету «бывалого проводника», вдоль русла. Наш маршрут никак не совпадал с вычерченным на карте. Тропа извивалась, петляя, а на чертеже представала стройным отрезком из «пункта А в пункт Б». Перешли два небольших болота, почти не собрали сушняка и устали как собаки.
С первыми звёздами достигли, наконец, места стоянки. С трудом поставив палатки и разведя костёр, не жравши, упали спать.
***
Проснулись поздно. Только часам к десяти, раскачав больные мышцы и кое-как собрав разбросанное барахло, побрели по сильно заболоченной тропе. А часа через два стали постепенно подниматься в гору. Перед нами замаячил перевал Дятлова.
И тут проводника прорвало.
— А места-то тут жуткие, ребятушки,— начал Василь Макарыч.
— Скока людёв полегло — не сосчитать. И все молодые. Как пойдут отрядом по девять человек, так и сгинут все.
Между каменными выступами перевала выл ветер, создавая странные звуки каких-то зловещих музыкальных инструментов, спрятанных в горе. Рядом стояла Холатчахль, («Гора мертвецов»), а чуть дальше Отортен, («Не ходи туда»).
Наш проводник продолжал:
— В пятидесятых тут дятловцы сгинули, ровнёхонько десять лет прошло, и самолет врезался в гору, погибли геологи. И опять их было девять человек-то. Прошёл ещё десяток, и на моей памяти группа из Питера, прям у подножия Холатчахля, сгинула. Тоже девять их. Так по девять теперь не ходит никто. Самое мрачное место то это у нас.
Всё тело ломит, в душе вызревают чёрные мысли, и нас накрывает один общий вопрос: «Какого хрена мы сюда припёрлись?».
Но вот перевал преодолён, мы приступаем к спуску по пологому склону, заросшему аконитом — в воздухе появляются медовые нотки, солнце светит, жара и ужасы постепенно оставляют нас.
Идти ещё с десяток километров. Тропа опять приобретает цвет и запах болота, и настроение снова быстро портится. Даже разговорчивый проводник, примолкнув, только дымит дешёвой сигаретой. Я чувствую все мышцы. Рюкзак за спиной с каждым шагом удваивает вес и, мерзко звякая кружкой о застёжку, идиотски хихикает, раздражая.
Наконец, перед нами ночная стоянка. Необычайно красивое место — урочище Поритайтсори. Место множества волшебных арок и каменных гротов.
Василь Макарыч, не успокоившись, продолжает запугивать нас:
— А тута души живут, чужие. Так манси сказывают. Вооон там, где пещеры, вход к ним. Сказывают, что город под нами раньше был. Дома стояли. Люди жили. Да так давно, что даже старики стариков забыли рассказать об этом внукам. Очень давно. И вот в этом славном месте родилась прекрасная принцесса Ваасипрескори. Много женихов просили её руки, всем отказала дева. Только один колдун рассердился на неё и околдовал. Приказал ей спать до скончания веков. Потому что проснуться могла она только от поцелуя. Причём, целовать её мог только принц — остальные сгинут рядом с её телом бездыханным.
Положила её родня в гроб из хрусталя и ушла из этих мест.
— Сказка о прекрасной царевне, — хором хихикнули близнецы.
— А вы б, ребятушки, не смеялись, выпить-то налейте. За зря, что ли, я вам сказы-то сказываю по тропе идя!
Кое-как пожрав полусваренной каши и напоив наглого путевода, упали спать. Без снов и сновидений. Утром у меня свело мышцы. Но семь странных каменных столбов на плоскогорье манили нас, и, встав с воплями и стонами различной степени тяжести, мы попёрли вперёд, несмотря на больные ноги.
***
Любой, умеющий читать, знает, что Маль-Пупу-Нер — это уникальное явление природы. Величественные каменные столбы-истуканы, обитающие миллионы лет на труднодоступном плато Северного Урала. Эти каменные штуки возвышаются на сорокаметровую высоту и сильно смахивают на оплавленные огнём войны многоэтажки.
Сказки о бесследно исчезнувших горах, кстати, не котируются даже у самих сказочников. Толкового объяснения явлению как не было, так и нет.
— Манси — народец злой, — между делом просвещал нас Василь Макарыч.
— Людишек кануло тут без счёта. Но и на манси управа есть. Гора-то, идолов ваших каменных, под запретом. Грех туда ходить, большой. Только шаманы могли. Ну, теперь-то наука балы правит, и не верят люди. А манси верят. Баба тут золотая спрятана у них. Места гиблые.
— А расскажите нам про их поверья, — подзадоривал Витька словоохотливого путеведа.
— Дык, вы поблагодарите меня, и я, со всем уважением,— не терялся проводник.
— Станем на ночлег, вот тогда, — строго указывал экономный Лёха, наверняка зная, что водки у нас с собой мало, а сказок у бывальщика — полный рюкзак.