Тут он явно перемудрствовал. Мне хотелось кричать в трубку, но я лишь сказала:

— Может.

— Психиатры не должны писать статьи в газеты. Ну, хорошо, теперь я знаю, где вы. Отдыхайте, — сказал он добродушно и повесил трубку.

Я стояла с телефонной трубкой в руках, и последние надежды покидали меня. Мистер Ольсен ушел, не заметив ничего подозрительного, и даже Тэд направился по ложному следу.

— Повесь трубку, — сказал Джоэл. Но голос был совершенно не похож на голос Джоэла. Точнее, тембр был похож, но интонация была совершенно другой: в ней чувствовался некий задор и самолюбование. Тем не менее, где-то под слоями болезненного комплекса вины, под выкристаллизовавшейся в мозгу второй личностью, скрывался мой брат. Психиатрам в госпитале потребовались бы месяцы, чтобы, используя пентотал и сеансы гипноза, добраться до него. Теперь, не имея в своем распоряжении ничего, кроме отчаяния, мне необходимо было попробовать добиться этого самой.

— Джоэл, — твердо сказала я, положив трубку, — тебе не удастся сбить их со следа.

— Удастся, — спокойно сказал он.

— Но теперь, после Эрики, они будут подозревать именно тебя, — сказала я, стараясь, чтобы в голосе не было осуждения.

Не знаю, что поняли дети из моего разговора с Тэдом, но если они не догадывались о том, что произошло с Эрикой, теперь им стало это известно. Для них это было страшным потрясением, но они мужественно перенесли его. Их ребячьи лица стали не по-детски серьезными, они сидели молча и старались не шевелиться.

Джоэл кивком головы указал Питеру на лежащую на столу рыбку.

— Убери ее в холодильник, — приказал он.

Питер вышел из-за стола, взял блюдце с тушкой рыбки и понес его к холодильнику.

— Сперва заверни ее. Всему тебя надо учить.

Мы молча наблюдали за тем, как Питер пошел к буфету, вынул из него рулон алюминиевой фольги, оторвал кусок и завернул рыбу. Когда он закрыл холодильник, Джоэл сказал:

— Садись, — и Питер снова сел на место.

— Полиция будет продолжать искать «Мясника», а это не я, — спокойно сказал Джоэл. — Они знают, что когда это все началось, я был в Марокко.

— «Мясником» был Тоньо Перес — сказала я.

— Вот пускай и ищут его, — улыбнулся он.

— Джоэл, но мне известно, что Тоньо умер — заметила я.

Улыбка стала еще шире. То, что я знала о существовании Тоньо, ничуть не беспокоило его, но мне казалось, что опасность увеличилась, поскольку мы достигли уровня его навязчивой идеи, его веры в то, что он одержим. Если мне удастся убедить его, что марокканское алиби ненадежно, то, возможно, он сдастся без боя, конечно, если будет уверен, что избежит наказания.

— Слишком многие знают, что Тоньо мертв, — продолжала я. — Об этом знает пол Эль-Баррио. Даже, если они и не очень любят беседовать с полицией, то теперь об этом знает и доктор Рейхман.

Джоэлу не стоило знать о том, что он улетел в Перу.

Но я ошиблась, если думала, что это произведет на него сильное впечатление. Он разглядывал меня с ленивым любопытством.

— Пускай потребуют убедить в этом суд. Эрика и Шерри кончились точно так же, как и все остальные. Об этом кричат все газеты.

Мне не нравился этот поворот в нашем разговоре. Мы подошли слишком близко к тому, что висело на подставке для цветов, к ножам, ужасу и крови. Разговор о суде был к тому же неуместен. Из-за его болезни его не будут судить. Хотя теперь, после смерти Эрики, его ждет публичное расследование, одиночная палата в Бельвью, а затем — Метьюван.

— Забудь Метьюван, — нарушил он молчание. — Я не поеду туда.

Я не поверила своим ушам. Может, я говорила вслух, когда думала? Я не могла поверить в то, что наши мысли совпали как по времени, так и по содержанию. Альтернативой была лишь способность читать мысли.

Он внимательно глядел на меня. Сходство с фотографиям и Тоньо было ошеломляющим. Черты Джоэла, казалось, растворились под действием более энергичного, сильного характера.

— Тебе страшно, а? — спросил он. — Страшнее, чем у Дона Педро?

По мере развития ситуации я отчаянно пыталась подобрать объяснения. Эрике я рассказывала только о том, что встретилась с миссис Перес. Может, доктор Рейхман рассказал ей о Доне Педро, а она перед смертью передала все это ему… Меня охватил ужас.

— Ты так глупо выглядела в их идиотском хороводе. — Он захохотал. — А этот старый «брухо» — как он ползал, подбирая свечи. Жалко, что я не сжег его грязную лавку.

Все мои психиатрические теории испарились. Кристаллизация компульсивных процессов, раздвоение личности, комплекс вины — всю эту современную шелуху унесло как дым. Я глядела в лицо своего мучителя и была уверена, что передо мной не брат, а дух, которым он одержим. Моим оппонентом был мертвый мальчишка, убитый прошлой осенью.